Молодым сотрудникам обедать в строительной Москве в те времена было негде: формат бизнес-ланча был ещё не опробирован. Коллега Шурочки оформлял приглашения в бизнес-центр на Малом Головином, где числилась его тёща. Елена ощутила удары судьбы, когда поняла, что это и есть офис её матери. Попав туда до неё, аут-сайдер Рёйтер устраивал мини-импровизации местным служащим.

– Я так и знала, что ты теперь – его пассия, – высказывалась недовольно мама Елены, которую посетитель их заведения “достал” больше всего, стоя с ними в очереди столовой с подносом в руках. – Ты уже всё рассказала ему про наши денежки?

Дочь ничего такого Рёйтеру никогда не говорила. У спутника было много энергии работать на публику.

Так, знакомые Александра были хорошо информированы, хочет ли жена идти гулять, если супруг не был до этого с ней, и имеет ли он ещё её после этого. Не было даже русла, куда бы Рёйтер был в состоянии направлять свои таланты, и он глушил энергию, чем только мог, периодически заваливаясь хламом и включая алкоголь. Семейным оставалось разгребать всё.

Последний раз она была отвергнута в Китцбюэле в феврале две тысячи двенадцатого. Они обедали в ресторане вчетвером с Арсением Викторовичем и Ниной Васильевной. Саша был довольно сильно пьян. Ужин был бессмысленным мучением, а в показательных выступлениях Рёйтера пренебрежение к Елене становилось очевидно окружающим. (До этого было просто стыдно появляться в паре на людях; такой он был экзальтированный).

В гардеробе, к Елене подбежала Нина, опередив заболтавшихся с официантами мужчин:

– Лен, надо прекращать это сейчас. Видно, что ты еле терпишь. Потом будет поздно.

– Спасибо, Ниночка. Наверное, со стороны, и правда, лучше видно.

Предложение Александра было сделано до ужина: тогда в две тысячи втором он положил ей на тарелку колечко из белого золото 750 пробы, с голубым топазом посерединке.

– Ты рано соскочила, – заявил ей Рёйтер весной двенадцатого.

– Почему же рано? Десять лет прошло всё-таки.

– Теперь тебя некому будет защищать!

В тот момент она ещё не понимала, что именно это означает, однако обручальное колечко не продалось. Оба свадебных кольца были утеряны ранее на каких-то курортах.

– Лен, может ты ещё передумаешь,– внимала ей свекровь. – Время лечит!

– Тамара Яковлевна! Время делает всё только хуже. Саша много для меня сделал, поэтому мне нужно было терпеть.

Но он был Первым, и он поставил Флаг!

Тогда в две тысячи первом, она влюбилась в него именно за свободный взгляд, альтернативную позицию и независимость от семьи. Было что-то удивительное в его ауре, его целенаправленности, в понимании пути и иностранных манерах вести себя. Она была им ослеплена. На фоне московских студентов, державшихся на плаву благодаря родительским счетам, пропискам и связям, Саша казался ей невероятным героем, прибывшим в российскую столицу из казахстанской и украинской заграницы без прописки, получив контракт директора по маркетингу в компании Адама Степановича.

Первое жильё в Москве он снял около трёх вокзалов. Планировка квартиры была странноватая, так как дверь в ванную с джакузи вела сразу из кухни. А Лена летала в далёкие командировки по всей России, где проходили аудиторские инвентаризации складов в двадцатиградусный мороз с удобствами на улице.

Почему-то работа была всегда не там, где жили, а отдыхали, вообще, в других местах. Но была борьба, и это объединяло.

Тогда Саша был её единственным маяком в океане тёмных вод. Она летела бабочкой на поток его света, обжигая свои крылышки, падала, поправлялась, но всегда долетала.