«И вот, – подумал мужчина, – она пришла, хоть и знает, что родственникам подсудимого нельзя присутствовать на заседании ни под каким предлогом».

– Прошу, Надя, уходи.

– Надя, – женский голос заставил её резко обернуться, и густые каштановые волосы хлестнули начальника Суда по лицу. – Надя!

Николай в негодовании обхватил голову руками.

«Только не это, пожалуйста. Я не выдержу».

Женщина в форме присяжного стояла в тени деревьев и смотрела прямо на них. Мужчина зло сощурился и замахал руками, умоляя её говорить потише. На площади ещё оставались люди из отдела контроля Министерства, а Николай очень боялся за свою репутацию.

По правилам он сразу должен был заявить о Наде. Здесь были все признаки превышения допустимого уровня отрицательных эмоций. «Мать на пороге здания Суда, где проходит заседание по делу её совершеннолетнего ребёнка», – так и было написано в Кодексе.

– София! – прошипел Николай, когда женщина поднялась на крыльцо. – Почему вы не в зале?!

Женщина испуганно посмотрела на Надю, пытаясь понять, насколько несчастной та себя чувствует. От этого зависело, что она позволит чувствовать самой себе.

Надя видела Софию, но сил бросать вызов и снова тягаться в любви, больше не было. Она просто отметила, как поседели её иссиня-чёрные волосы, собранные в тугой пучок.

– София!.. – снова вклинился начальник Суда. – Присяжным нельзя опаздывать на заседание!..

– Я не смогла пройти через толпу, и.. – она не отрывала глаз от Нади, – … ведь судья Соло ещё здесь, значит, заседание не началось…

– Она здесь, потому что она не будет судить сегодня, – раздражённо воскликнул мужчина и взмахнул руками. – Что в этом непонятного! Это правила, ПРАВИЛА! И по ним вам, София Франкс, нужно уже быть в зале!

– Это правда, – кивнула Надя

За её спиной редела толпа, качались деревья. В Городе начиналось утро.

София всё смотрела на статную женщину, стоящую перед ней. Она до сих пор чувствовала вину. За то, что так привязалась к её ребёнку. За то, что не смогла его найти, помочь. Ей, себе, им.

Две женщины отчаянно старались не встречаться друг с другом все эти пять лет, которые каждая из них потратили на поиски. Судьба сталкивала их в окраинных больницах, на заправке возле автострады или в грязных хостелах, но за всё это время они обменялись друг с другом меньшим количеством слов, чем за сегодня. Говорить об этом было нельзя, слишком опасно, слишком больно.

И сегодня Надя поняла, что простила незнакомой женщине то, что те сделала поиски чужого ребёнка своим смыслом. Она простила ей то, что та его не нашла, не помогла. Ни себе, ни ей, ни им.

«Просто для учителя нет чужих детей».

– Он вернулся, – голос Нади дрогнул, и София поняла, что невозможно сегодня быть несчастнее, чем эта женщина.

– Это неправильно… – она повернулась к Николаю и умоляюще свела брови. – Неправильно, что мать не может увидеть своего ребёнка, разве нельзя…

– О, прошу! – начальник Суда в негодования закатил глаза и строго указал на дверь. – Прошу вас, София, идите! Там сегодня министерский представитель, всё очень-очень-ОЧЕНЬ серьёзно!

София виновато посмотрела на Надю.

– Иди, – кивнула она, и Николай Евгеньевич с облегчением выдохнул.

– Ты справишься? – София вдруг протянула руку в утешительном жесте, но вовремя остановила себя. – Думаешь, я должна быть там?..

– Я бы всё за это отдала, – холодно сказала Надежда и шагнула на ступеньки. – Но сегодня он сам себя во всём обвинит.

– Надя! – София отчаянно замотала головой. – Что ты говоришь, зачем?!

– Вот в таких решениях и познаются родители, – продолжала Надя, глядя под ноги. – Мы остаёмся рядом, даже когда всё катится к чёрту. Мы тащим их назад. Мы верим в их светлое будущее сильнее, чем они сами в него верят. А ты…