Парень остановился и пнул аккуратную горку листьев.

«Я был сложным, потому что мне было сложно».

Леон открыл машину, сел за руль, подождал девушку.

– Поехали, – он повернул ключ зажигания. – Сколько можно.

Надя остановилась перед широко расставленными руками начальника Суда. Пожилой мужчина старался не смотреть ей в глаза и заслонял собой дверь.

Несколько узких ступеней вели на это крыльцо, на котором часто курили присяжные в перерывах между слушаниями. Со стороны дороги служебный вход скрывали часто посаженные деревья, и лишь вытоптанная тропинка напоминала о том, что эта ржавая дверь ещё кого-то интересует.

Здесь всегда гулял ветер, и обычно Надя пользовалась другим входом. Но сегодня было необычное утро.

Сегодня она оставила машину в соседнем дворе, подошла сбоку, в тени деревьев, и старалась не думать о том, что прямо сейчас люди на площади встречают её сына.

На крыльце Надю уже ждал Николай Евгеньевич в своей форменной одежде с золотым судейским значком, который блестел на солнце, будто бы говорил: «Я главный, сегодня тебе придётся вспомнить об этом».

– Я сказал «уходи», – повторил мужчина, но в его голосе не было и намёка на строгость, – разве мы вчера не договорились?

Надежда Соло мотнула головой и посмотрела в сторону площади.

«Представь, что это обычный день», – накануне именно такой совет ей дали. Николай теребил в руках рамку с фотографией и много говорил. Но из всех слов Надя запомнила только эти, потому что он и сам в них не верил.

В ответ она засмеялась. Он замолчал.

Надя молчала, оттягивала время, как могла. Мужчина опустил руки вдоль туловища и подошёл ближе. В масштабе маленького крыльца он сделал всего полшага, которые дались ему с огромным трудом.

Николай Евгеньевич очень старался быть строгим. Очень. Всё утро он настраивал себя на этот разговор, но всё равно растерялся. Давно нужно было поговорить с ней по душам, а он не мог себе этого позволить. Надя заслуживала большего, но и он боролся за свою репутацию не просто так.

Недавно начальнику Суда исполнилось семьдесят лет.

Он был сутулый, седой и бледный под стать своему возрасту, но во всём его теле продолжала существовать невидимая сила. Мужчина, как никто другой, умел требовать, хвалить и наказывать. К нему прислушивались. Николай Малеев работал в Суде уже тридцать лет и за это время стал городской легендой, но потерял больше, чем приобрёл.

– Полагаю, ты приехала на машине… – рассеянно произнёс мужчина, стоя слишком близко.

Надя кивнула, глядя в сторону площади. Она прекрасно понимала, как сложно ему даётся этот разговор, она жалела его, она очень хотела бы всё это прекратить, но нарочно молчала.

Она заслуживала большего.

– Значит ты видела машину Тома, – было непонятно, вопрос это или утверждение. – Он здесь, Надя. Это к лучшему.

Эта фраза была припрятана, как козырь в рукаве. Большего Николай просто не мог дать. Но ничего не получилось.

При упоминании этого имени плечи Нади медленно поднялись и опустились. Она выдохнула и посмотрела на начальника Суда, и по взгляду этих прекрасных карих глазах Николай понял, что сказал что-то лишнее. Сморозил чепуху.

Надя покачала головой.

На ней был форменный пиджак с серебряной эмблемой Суда, который она накинула поверх строгого повседневного платья. Старик грустно улыбнулся. Как сказала эта молодая женщина двадцать пять лет назад «Я никогда не появлюсь в Суде не в форме», так и продолжала держать своё слово.

Это была та черта, по которой Николай и выбрал её из всех претендентов на должность главного Судьи: она всегда говорила прямо о своих принципах и никогда их не нарушала. Надежда Соло соблюдала Кодекс от начала и до конца.