«Утоли мою мечту, но не один на восходе философской пустоты, где

белёсой ночи скреплены мосты и чернеют формы утра, словно строки».

«Загнан урон для души дурака, ноет притворная в теле любовь, где

из под верности целит тоска в новую почерком – кровь».

«Осень – не очень-то русской примете стала той маской души на

портрете, но отыскав за прохладой ту боль – ищет свой сладкий покой».

«Может мужской красотой ты не жил, верил на форме большого

ума, что словно день – настаёт и проблема в капельке страха вины

дотемна».

«Образованные болью между тем – ищут ворох счастья этим люди,

но глодают почерком вины свой спасенья круг наедине».

«Красноватые призраки в теле вокруг испустили свой пламенный

день потому, что желаешь ты вылечить небо и дух, отпустив этим

боль не прижитых проблем».

«Завтра не наступит никогда и не будет спаянной тревоги между

формой здравия вины и твоей манерой, будто ты – ветер постоянства

между Бога».

«Над проблемой в паскудстве застрял ты сквозь день, где измерил и

тьму, но не вышел твой ад наблюдать эти формы манер, словно память».

«Ты проходишь над смыслом во мне и как день разбираешь тот

стиль, что у каждого слога в окне – равномерно уносит элегии в жизнь».

«Потомок постоянной суеты вокруг руин и терпкий обольститель

злой тоски – ты вышел сам привить внутри глаза над пропастью

искусства – рассказать по ним».

«Бездна у бездны не воет под раж внутренней близости стать к

одному, мыслью пригодному дню, чтобы пасть в цели от сердца и

выиграть войну».

«Не цирк узнал свой день пути из звёзд, но стал им актуальным

телом врозь, чтоб вылечить болезни злой каприз, когда ты смотришь

идеалам вниз».

«Попрощавшись из верной судьбы ты направишь свой день на

другой, объективности сдобренный дождь между каждой удобной

войной».

«Прощание и месть внутри вины – не могут укротить твою любовь,

не видят обезумевший рассвет, где сам стоишь и холишь этим боль».

«Мне внутри разновидной приметы – один, ты – вопрос из приличия

сдавленных черт, по которым остался сюжетом невидим твой ответ

из прожитой любви, вслед за ним».

«За долгим видом черепом стою и волей наблюдаю рок из слов, но

что-то подзываю над судьбой из жизни идеалом, будто ток».

«Мне нелестно, но в маленькой тьме ты не хочешь украсить тот свет

над природной безбрежностью черт – полной разума жизни по осени».

«Будет жизни иная глава, будет истины малая скорбь, но в душе не

забудешь врага ты от жизни пройденной этой».

«Словом русский, а в сердце горит незаметной окалины нить, чтобы

внутренне в том говорить и приказывать гордому сердцу».

«День женатый, но может не твой, он почти опустил мир иной и

настала там редкости тьма, чтобы думать о жизни сполна».

«Ты устал, а внутри никого кто бы в юмор вложил целый день и

угадывал призрак во тьме иллюзорности этого блюда».

«Мерным словом забыл идеал и наверное также меня ты забыл бы

сегодня, когда сам уводишь под чувством – примету».

«Чёрным тленом потерянной лжи ты не носишь подковы во мне, а

притронувшись в призраке мнишь, чтобы лучше свой ад передать».

«Дом и дача, а также авто заставляют работать на то иллюзорное

поле причин, где нет больше других величин».

«Ты работаешь в новой главе обольщения быть на коне, где-то в

мудрости выемки глаз, будто в первый от жизни приказ».

«Городской на судье унисон вышит в проблеске малой звезды, по

которой я вижу твой сон, чтобы снова ответить в том дне».

«Питер сразу направил мне суть удивления быть Королём, но искать

место встречи, где гнуть проволочки под маетным днём».

«Питер лучше других городов, где не высмеян странный манер быть

внутри меланхоликом стен из забытой капризности мира».