Зрители шумят: Вот как гуляет наш горожанин. В зверинце – полно, в музее – полно, вечером в цирке – битком набито…

В зверинце Эйгуса на Сенной площади множество клеток со зверями, среди них два огромных льва, волк, два бенгальских тигра, медведи, леопард, крокодил, целая куча удавов.

Власий с восхищением смотрит на пантеру – совершеннейшая кошка, глаза желтые, бездонные. Черно-бурый медведь, посетители говорят, страшно прожорливый, дерзкий, крикливый. Укротитель замечает, что в клетке этого господина часто надо менять железные прутья – ломает их как щепки.

Стеша тянет Власия на представление.

Бежит укротитель в неизменно гусарском костюме, начинаются упражнения, звери прыгают через барьеры, обручи, раздаются аплодисменты публики. Дают программу обезьяны, прыгают собаки. Действо длятся по часу и более.

Под дождем Стеша и Власий идут в музей-паноптикум. Значительная часть публики пришла сюда из зверинца.

Посетители: Не хуже чем на Невском, Крещатике, Дерибасовской.

Китайцы порют себе животы с плохо скрываем равнодушием в стеклянном взоре. Маятником качается фокусница с воткнутым во лбу мечем. Панорамы с критским восстанием, гостящим у Абдул-Галима Вильгельмом II, Везувием, Лондоном. Все утопает в грязно-желтом свете старых ламп. В душном балаганчике, за драпри-ковром, идет представление а ля индийское факирство – появление и исчезновение в непроглядно темном пространстве людей и предметов.

Власий, смоченный до сорочки, ловит пролетку, везет Стешу в цирк.

ИНТЕРЬЕР. ЦИРК У СИБИРСКОЙ ЗАСТАВЫ – ТОТ ЖЕ ВЕЧЕР

Дождь, с незначительными перерывами, шел все время, а к вечеру обратился в настоящий ливень. По улицам побежали целые потоки, грязь сделалась сразу.

В цирке несметная толпа.

Фома зовет Власия к себе в ложу:

Власий: Третьим классом нам сподручнее. Среди своих посидим.

Перед парадным крыльцом красуется афиша: «Бенефис всемирно-известного прыгуна и обер-клоуна, любимца мадридской, лиссабонской, берлинской, парижской, варшавской, петербургской, московский и повсеместной публики г-на Сосина с его семейством».

Под куполом шатра акробатические номера. Замирая, публика смотрит на двойное сальто-мортале.

Разыгрываются пантомимы с трюками и электрическими эффектами. В свете волшебного фонаря Твардовский созерцает в облачных парах дух королевы. Танцовщица Эвира размахивает крыльями одежд перед электрическим аппаратом, изливающим на нее разноцветные лучи.

Наездники и дрессировщики лошадей занимают скромное место в цирке. Все внимание большой публики поглощает борьба.

Интеллигентные посетители негодуют у буфета: Борьба атлетов с местными силачами вызвала подражание. Да–да, и разных слоях общества, начиная с уличных мальчишек, извозчиков и мастеровых и кончая более культурными слоями.

Зрители: В наш нервный век гимнастический спорт полезен, но только при рациональном пользовании. А то любителей гимнастики уже привозят в Александровскую больницу.

Зрители: Предприниматели же все удовлетворяют и удовлетворяют спрос на гири, гантели и прочие тяжести.

Зрители: Спорт ныне в моде, но отсюда вывод – некуда больше идти, нет семейно-общественных отношений, и идут на улицу, на вокзал, велодром, пароходные рубки.

Александрина не на арене, а в ложе, вместе с директором цирка.

Алые атласные ленты в украшениях лож, алый кант манежа.

Александрина наклоняется рассмотреть зал: в полутьме силуэты сидящих в амфитеатре… Скользит безразличным взглядом…

Освещенный манеж, зловещее… в амфитеатре…

Во время антракта Фома со своими приятелями повстречались с Александриной.

Директор цирка: Да, господа, прежнего конного цирка нет. Кое-как держатся две-три старые дирекции с большими конюшнями, и то уже нет прежних жокеев  и наездниц. Прежние аттракционы уходят в вечность. На выручку под звуки марша идет чемпионат.