– В таком случае буду ждать вас в моей столице, в великом городе Ронгьяне, – учтиво склонив голову, сказал Чарс.

– Но пока для меня жизнь – лишь страдания и боль.

– Так всё-таки я не ошибся! – как-то странно и победно воскликнул шиу. – Старик Чарс все ещё умеет видеть человеческие души насквозь.

– Вы? Старик?

Лина удивленно подняла брови.

– В тебе разлом, девочка, – вдруг серьезно произнёс чёрный змей. Хитрый прищур глаз в мгновение улетучился, и девушка, наконец, смогла разглядеть его чёрные круглые зрачки, в которых, казалось, оступившись, можно было утонуть. – Такой глубокий раскол, что самых скверных слов не хватит, чтобы описать его внутренний ужас.

– Разве?

– Мне нет смысла обманывать столь прекрасную сиридо, – Чарс, насколько это было возможно змеиной морде, мягко улыбнулся. – Ты не знаешь, чего хочешь. Не знаешь, куда идёшь. Не знаешь, кто ты. Не знаешь, зачем существуешь. А это причиняет боль. Любому существу свойственно чувство самосохранения. Вот и ты бежишь. Жаль только, что бежишь в пропасть.

– Неправда, – Лине почему-то захотелось плакать, ее губы задрожали. – Я хочу быть счастливой.

Чарс медленно высунул свой алый раздвоенный язык и, попробовав воздух на вкус, закрыл глаза, наслаждаясь запахом позднего утра.

– И что значит: быть счастливым?

Лина молчала, однако шиу терпеливо ждал. Ему некуда было торопиться… Наконец, девушка не выдержала и сказала:

– Я… Я не знаю.

Теперь замолчал Чарс. Его хитрые глаза скользили по напряжённому лицу Лины.

– И не узнаешь, пока сама собственным потом и кровью не обретёшь его. Никто и никогда не сделает тебя такой по собственной воле. Это – твой выбор. Гнить в безысходности или попытаться вступить с ней в бой. Но…

Чарс оскалился.

– Для этого нужно подниматься из окутавшей тебя пыли. Мой тебе совет, юная сиридо. Сплюнь и поднимайся. Начни трудиться ради цели. И, как говорится, будет тебе счастье…

В глазах Лины стояли слезы. Чарс это заметил и еле слышно добавил:

– А может ты и не способна. Как не способны и сотни тысяч других существ. Всего лишь частички пыли под хвостом.

Процессия свернула и оказалась на центральной площади Катару. Посреди неё возвышался величественный стеклянный куб. Когда-то это была резиденция великого императора СтэнЛи.

Вдруг скрипка, до этого ни на секунду не прекращающая свое унылое пение, замолчала. Все погрузилось в тишину. Лина слышала, как тяжело дышат люди сзади, поставившие гроб с умершим императором на землю. Несколько мгновений ничего не происходило.

А затем, мягко отодвинув Лину в сторону, вперед вышла та самая женщина в темно-алом плаще.

Она была необычайно красива. Изящная, словно высеченная из самого нежного дерева, осанка, от которой к красным туфелькам на каблуке тянулись две линии идеально ровных ножек. Она что-то говорила об умершем, о его делах, о его значимости, но Лина совершенно ее не слушала. В ее сознании звучал шипящий голос Чарса: «Разлом…»

Женщина замолчала. Только в этот момент Лина обратила внимание на ее лицо. Сверкающие полосы слез разрезали его надвое. А глаза… лучше бы Лина никогда в жизни не смотрела в эти глаза. Она не знала о том, кто эта молодая женщина на самом деле. А если бы узнала, то, наверное, и не поверила бы.

Процессия вошла внутрь резиденции. Чарс по-прежнему полз рядом с Линой, но хранил суровое молчание. Миновав зубья уснувших турникетов и пустые стойки для сотрудников, Лина, наконец, увидела его…

Металлическая полукруглая рама спасительного портала загадочно блестела, отражая холодный свет потолочных ламп.

Завороженная, она не заметила, как четверо мужчин, которых она разглядывала ранее, вышли вперёд, поставили гроб с Илоком на глянцевый пол перед порталом. Тот, что был без одной руки, подошёл к панели и начал набирать комбинации из цифр на большом полукруглом табло.