– Я подготовила для вас договор. Вам осталось только подписать.

– А смогу я … поговорить с главным?

– Конечно, – блеснула улыбкой красавица. – Конечно же. После того, как подпишите договор.

– Мне надо с ним поговорить, обязательно.

– Конечно-конечно, только подпишите вот тут, – она протянула Оле договор на жесткой папке, и та, убегая впереди своих сомнений, подгоняемая страхом и ударами в дверь, которые продолжала слышать словно с обратной стороны воздуха, поставила свою подпись. – Проходите, – улыбнулась ей красавица, прижимая к себе папку, и Оле показалось, что идеальное тело и наряд ее собеседницы начинают втягивать в себя документы, словно в болото. Она даже глянула еще раз, чтобы убедиться, что она ошибается, и ей чудится неизвестно что, но нет, она не ошибалась. Папка с документами в самом деле растворялась в красавице, ассимилировалась на глазах, оставляя только пятна другого цвета.

Девушка радостно и немного хищно улыбнулась, и Оля поспешно отвернулась, чувствуя себя немного оболваненной и оглушенной. Взялась за ручку кабинета и вошла в темноту, совершенно убийственную после яркой приемной.

– Ольга, – радостный, потом почему-то немного грустный голос. – Наконец-то мы встретились. Идите ближе. Пожалуйста. Ближе.

Оля шагнула в темноту, где-то на краю сознания слыша резкий треск где-то сзади, приглушенный расстоянием и препятствиями. Что, вообще, происходит?

Темнота обрисовывала его изгибами, словно буквами. Очертания колыхались, словно листы бумаги, сложенные вместе, и лицо было скрыто тенью, словно его не было вовсе. Он протянул ей руку – как будто ненастоящую, нарисованную. Ольга коснулась ее, и сразу же почувствовала себя так, словно это была не рука, а труба пылесоса, потому что она высасывала что-то из нее, словно вакуумом вытягивая гной из прыща.

Личинку.

Та цеплялась и извивалась, и не желала двигаться, но Главный был сильнее – почти неуловимое присутствие скользнуло между ними и пропало, а потом темнота потеряла тональность, стала грустной, и внезапно раздался тот самый, короткий, тихий звук. Отрицание. Разочарование.

– Но как же так, Ольга? Ты – не то? Как это вышло?

Потому что она украла текст Ру, вот почему.

Потому что она – воровка.

– Я сожалею, – он сжал руку, и давление было такое, словно Оле перемалывали кости в ладони. Она закричала, без звука, и упала на колени, и потом еще ниже, словно под ней разверзлась приоткрытые страницы. Она провались в них, частично или полностью, как будто теряя телесность, и только и могла, что слышать.

Треск, грохот, резкий звук удара. Возмущенный женский голос, недовольный мужской. Снова треск, снова грохот. Мужской голос, скандирующий слова, которые поглощали друг друга и реальность вместе с собой.

Грохот.

– Мы пришли за тобой.

– Оба? Неразумно. Как же вы будете делить,то, что не делится? Кто из вас получит все, а кто останется в дураках?

– Мы потом разберемся. Иди сюда и покончим с этим.

– Боюсь, я вынужден отказаться. К сожалению, я снова не нашел того самого. Я надеялся, это была она. У нее была фабула, такая прекрасная фабула! “Мы создали мир линейным”! … Говорящая, рабочая фабула. Своевольная. Я узнал ее, я хотел ее. Она должна была быть моей, и остальные фабулы, которые девочка создала бы. Но девочка оказалась пустой.

– Кто, овца эта? Да сперла она фабулу. Просто сперла у кого-то, вот и все.

Снова разочарованный вздох.

– Вы ничем не лучше. И вам ничего не причитается. Прощайте.

– Останови его!

– Как?!

– Черт… черт!… Куда?!…

– Все из-за тебя.

– Ну, да, конечно. Щас.

– Не стоило тебе верить. А с той девушкой что?