Чужак на полу, заливаясь кровью, хрипит и сучит ногами, и затылком бьется о паркет, ритмично поднимая и опуская голову, и руками тащит в стороны края раны, явно не понимая, что он делает.

Скорую ему вызвать?

Да ладно. Не об этом стоит думать даже. Как нам вывернуться? Как?

Конечно, можно просто “бросить” Г.Е., заставить его исчезнуть, но как же все ресурсы? Нам и деньги его пригодятся, и все на свете его. Бежать в банк, снимать хоть что-то? Божечки, что делать?..

Так странно – рядом умирает человек, а никакого чувства вины я и в помине не ощущаю. Ни капельки. Хотя, если подумать, меня должно штырить и за Марго, чью жизнь я, фактически, забрала себе, и за Г.Е., который в цвете лет погиб, видимо, от инфаркта. Их же нет – по факту, они оба умерли, их телами я распоряжаюсь по своему усмотрению, и мне от этого тоже совсем не плохо.

И за этого, хрипящего на полу от моего удара ножом, мне тоже не плохо. Нет ощущения грядущего воздаяния, или мук совести – единственное, что меня тревожит – это как вывести из-под удара моего Г.Е., потому что он мне еще пригодится. Но мысли только кружатся одна за другой, и ни одной новой не появляется. Подбираем свой телефон, брезгливо отираем его, собираем раздебаненный кардхолдер, садимся на колченогую табуретку посреди коридора и смотрим, как руки чужака двигаются все медленней, и как кровавая лужа растекается по полу все дальше и дальше. Переступаем ногами, чтобы не замарать красивые ботинки ценой в полугодичную зарплату секретарши, и смотрим снова, надеясь, что какая-нибудь идея, все-таки, придет.

Но вместо этого через пару минут в глаза затекает мрак.

Вокруг влажно и немного липко, и даже в глаза словно горячей водой плеснули. И запах – тяжелый запах отходов, немытого тела, больного нутра и почему-то слез или соли. И еще боль.

Такая ужасная, разламывающая боль, заставляющая гореть изнутри глаза, мешающая думать нормально, дозволяющая мысли только об одном – как от нее избавиться. Так плохо, больно, плохо!.. Пытаюсь подняться на локте, но он соскальзывает, и я снова плюхаюсь обратно, и затылок больно бьется о поверхность, с таким ощущением, словно уже по шишке или набитому синяку.

Больно. Даже смотреть больно, даже составлять любую сознательную мысль. Больно так, что хочется выскрести себе глаза, чтобы добраться до их обратной стороны, где поселилось горячее и напряженное ощущение. Я слышу какой-то странный звук, и не сразу понимаю, что он идет от меня – я вою, подвываю как зверь, и против всякой разумной мысли начинаю биться головой обо что-то, пытаясь выключить себя нафиг, чтобы просто не чувствовать, раз я не могу справиться со своими ощущениями. Тело владеет мной, а не я телом – я в плену внутри, пока полная отчаянной боли плоть стремится к темноте и пустоте.

Вместо пустоты приходят странные видения о других мирах, в которых люди и предметы – всего лишь плоские рисунки, и третьим измерением служит только время. Все двигается в бесконечном плоском мире, с плоской планетой, плоским космосом, все заняты изучением того, что пространство как будто искривлено, и это искривление меняется – пока не оказывается, что этот плоский мир заключен в рулоне туалетной бумаги в грязном сортире придорожной заправки.

Глаза я открываю почти с облегчением, и сразу же осознаю, что меня, вроде как, попустило – только вот немного пониже моих собственных мыслей некрасиво ворочаются чьи-то еще, словно я хожу по чьей-то голове, и от этого тревожно. Кажется, что я схожу с ума.

Стоп, а кто это – я, и конкретно что для меня – сходить с ума, а что – нормально?