Я оцепенела… Он провёл большим пальцем по моей нижней губе, и я громко сглотнула.

– Сколько раз тебе повторять – ты слишком много на себя берёшь. Будь скромнее, и, возможно, мир повернётся к тебе лицом…

Ещё секунду назад я была на вершине счастья, но благодаря Арону оказалась на дне, а от надежд – одни руины… Легко чмокнув меня в губы, он отпустил мой подбородок, развернулся и пошел, не оборачиваясь, бросив:

– Я позвоню тебе, – и ушел.

Непрошеные слёзы наворачивались на глаза, но я быстро их сморгнула и вышла на улицу, буквально на автомате, наблюдая, как Арон садится в свою дорогую тачку и уезжает.

Только в своей машине я дала волю слезам…

– За что?! За что, так со мной?! – кричала я в никуда.

Когда моя истерика стала стихать, я посмотрела в лобовое стекло и увидела, как Алина под руку с Борисом идёт к его машине, где их уже ожидал шофёр. Борис что-то говорил ей, а она ему улыбалась в ответ. Вдруг их окликнул Борматов-старший. Затем он подошёл к ним, что-то сказал, похлопал Бориса по плечу и отправился к своей машине.

– Хорошо вам?! Весело вам?! – негодовала я, стукнув ладонями по рулю. Боль в руках немного отрезвила меня, и я взяла себя в руки.

Уже по дороге домой, ко мне вернулся рассудок. И тогда возник вопрос, который уже не давал мне покоя:

Арон запал на Алину?

После той выставки мои отношения с Борисом вышли на новый уровень. Взяв небольшую паузу, на которой настояла мачеха, я ответила готовностью встречаться с ним.

Мачеха и отец были по-настоящему довольны, и, казалось бы, что теперь их хватка должна ослабнуть – и я cмогу вкусить немного свободы. Но нет. К уже имеющимся моим занятиям в срочном порядке был добавлен ещё один предмет – искусствоведение. И Вениамин Степанович сделал этот предмет максимально насыщенным, так что порой казалось, что моя голова вот-вот взорвется. Но мачехе и этого было мало:

– Твои проблемы – это твои проблемы! – сказала она, когда в один из дней у меня сдали нервы, и я разревелась, увидев объем, который мне нужно было вызубрить к утру. – Никого не волнуют твои трудности. Но если хочешь покинуть этот дом и начать жить как человек, то будь добра, заткнись и соберись! А главное – не вздумай перед Борисом сопли распускать, ты поняла?! – жутким голосом прошипела мне в лицо.

– Да, – тихо согласилась, пытаясь проглотить усталость и обиду.

– Пойми, – уже более мягким тоном продолжила она. – Борис видит в тебе ангела, сошедшего с полотен Джотто ди Бондоне. Ты должна быть скромной, в меру умной и обязательно – она подчеркнула это слово – разбирающейся в искусстве. А также – всегда хорошо выглядеть и при этом быть лёгкой, необременённой никаким тяжёлым грузом… Иначе – не видать тебе его, как собственных ушей! Уяснила?

– Да.

– Вот и отлично.

Борис был настоящим джентльменом старой школы. Его манеры напоминали мне легенды о тех временах, когда дамы носили длинные платья, а кавалеры – смокинги. Каждое свидание превращалось для меня в маленький праздник: то он дарил огромный букет белых роз, который казался воплощением нежности и чистоты, то приносил изящную шкатулку с ювелирным украшением внутри, словно хотел заключить мою душу в золотую оправу.

Да, я чувствовала себя героиней романа.

Глаза Бориса всегда светились теплотой, когда он смотрел на меня. В них я видела искренность и восхищение, которое окрыляло и заставляло чувствовать себя особенной и уж во всяком случае – не одинокой.