Он снова попятился и, не удержав равновесия, упал-таки, пребольно ударившись копчиком.

– У-у-у-у, – завыл Гил, проклиная и карету, и его злосчастную любовь к чужой жене.

– Ща ты у меня ещё не так завоешь, гнида! – пригрозил ему недовольный клиент.

– А в чем собственно дело? – попытался урегулировать ситуацию Гил, – карабкаясь в сторону спальни. – Чем вы недовольны? Тем, что я её не оживил?!

– А её и не надо было оживлять, – выдал посетитель. – Она и так жива!

– Что? – только и сумел вымолвить потрясенный сталкер.

– Да, мошенническая твоя рожа, жива! Вот только не узнает меня, – тише добавил «гость» и повесил голову, а потом вообще спрятал свое звероподобное лицо в ладонях и расплакался.

Внушительного вида мужик, поливающий его пол слезами, сталкера не удивил, он в своей жизни и не такое видал, а вот заявление клиента озадачило и немало.

Гил попытался подняться. Почти преуспел в этом непростом деле и уже хотел было спросить, уверен ли несчастный вдовец в том, что видел в мире живых именно свою супругу? Но как раз в этот момент на лестницы послышались торопливые шаги – кто-то поднимался к Гилу и, судя по топоту, визитеров было двое.

«Еще одни обманутые страдальцы?» – подумал он про себя, так и застыв на карачках.

8. Глава 7

Когда тяжелая поступь стала слышна уже у самой двери Гиловских «апартаментов», он ожил и, пристукивая по полу гипсом, пополз в сторону спальни.

Вот именно за этим занятием его и застали вошедшие геры. Почему геры? Да потому что одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – скромно одетые господа, которые старались прикинуться уроженцами Элрича, были высокородными мужами. Их выдавала осанка, гордо вздернутые подбородки и тот убийственно холодный взгляд, каким могли похвастаться лишь голубокровые и аллигаторы. Нет, кровь в жилах этих двоих текла такая же алая, как и в остальных смердах, но по старинному обычаю об этом не принято было говорить вслух.

– Гилберт Лаубе? – поинтересовался один из геров, тот, что был и повыше и постарше второго.

Гил икнул, покосившись на здоровяка, который чуть опешил от аншлага в столь неподходящее для визитов время, а именно в четыре утра.

Гер перевёл свой холодный оценивающий взгляд на клиента, но судя по сморщенному носу, ему не понравилось его одутловатое лицо. Он снова взглянул на хозяина квартиры и повторил свой вопрос.

– Гилберт Лаубе?

Гил кивнул, понимая, что влип не то что по самые ягодицы, а, пожалуй, гораздо глубже – так глубоко, что и без гипса не выпутался бы. Было в безапелляционном взгляде седовласого гера нечто такое, что выдавало его уверенность в праве распоряжаться Гиловской жизнью.

– Сталкер? – уточнил седовласый.

Вместо ответа Гил снова икнул и попытался принять вертикальное положение. Ну, во-первых, стоять на карачках было как-то унизительно, а во-вторых, шея затекла, ведь приходилось поднимать голову, чтобы рассмотреть лицо гера, подпирающего потолок его скромного жилища своей макушкой.

– Сталкер? – повторил свой вопрос седовласый и кивнул второму визитёру, чтобы тот помог Гилу встать.

Мужчина подошёл к хозяину квартиры, схватил его за ворот ночной рубахи и с силой дернул вверх. Послышался треск рвущейся ткани, но ворот выдержал, и через мгновение Гил был усажен на стул на стул. А седовласый тем временем вынул из-за пазухи скрученный пергамент, развернул его и зачитал:

– Гилберт Лаубе, уроженец неизвестно какого города, подкинутый в младенчестве в приют святого Алрада, сталкер.

– Да какой он сталкер?! – не выдержал, наконец, его первый визитер. – Тля он распоследняя! Мокрица! Недоносок приютский! Он только лапшу на уши вешать и может.