18. Глава 17

Так вот, прибытие богатой, хоть и слегка обветшалой кареты, Гил проглядел, зато скандальное появление фау Эрны у дверей дома всё же заметил, а точнее услышал. Трудно было не услышать её возмущённый призыв к соблюдению традиций.

Фау требовала от Гиловских стражей почтения к её возрасту и статусу, чего они, конечно же, никак не могли ей выказать, ибо слуги орденов в особенности священных, были освобождены от раболепного трепета перед знатью. Единственным их господином являлся создатель Алрод. А за неимением оного его приемник, возглавляющий жреческую касту духовных лидеров.

Фау бранилась и возмущалась, как заправская скандалистка, требуя пропустить её к мастеру Гилберту, и сталкер немало удивился такому поведению. Всегда сдержанная, даже чопорная фау являла собой образчик великосветского этикета, и даже смерть последнего из чад не заставила эту мраморную женщину, выйти из благородного образа.

– Что же с ней случилось на этот раз? – пробормотал Гил и метнулся к дверям, чтобы сбежать вниз, снова попытать счастье и прорваться-таки к своей клиентке.

Но у самых дверей он был перехвачен Рабаном.

– Куда это вы, молодой человек? – заинтересованно спросил он, пребольно сжимая ему нерв на локте.

– Не ваше дело! – выплюнул Гил ему в лицо и, выдернув руку, кинулся к окну.

Пока старикан огибал кровать, Гил успел в два прыжка доскакать до окна и, воспользовавшись своим излюбленным способом, покинул комнату.

Приземлился он не очень удачно: сшиб с ног фау Эрну, и та повалилась на зад, слава её комплекции не слишком тощий, да к тому же завешанный тонной драпировок, смягчивших падение. Правда верещала она знатно, но скорее от неожиданности, нежели от боли.

Гил ловко вскочил на ноги и помог фау подняться, рассыпав перед ней тысячи извинений. Стража в этот момент подобралась пуще прежнего и, судя по скрежету зубов, намеревалась схватить гуттаперчевого больного и силой вернуть в дом. Но тут случилось неожиданное, и бывалые гвардейцы ордена просто опешили. Ненадолго, но разъярённой Эрне хватило и этого. Она вцепилась в замечательный каштановый чуб Гила и попыталась выдрать его, выкрикивая при этом разного рода оскорбления.

– Ах ты недоумок! Вздумал поиграть на чувствах несчастной матери, выхухоль ты недоделанный! Паскуда! Чтоб тебя черти жарили, да всем скопом! – изощрялась благородная фау. – Говорили мне, что нет никаких сталкеров, что все вы шарлатаны и обманщики! Говорили, но я не верила. А как не верить, когда кровинушек своих вот так, как тебя, гниду, видишь, когда они тебе в глаза смотрят и ручки свои тянут? Я тебе верила, а ты, заморыш… – она не договорила, разрыдалась и выпустила, наконец, поредевший чуб Гила из дрожащих пальцев.

– В чём дело-то? – отдышавшись, спросил сталкер. – Вы что ехали ко мне из Готтарда, чтобы грязью полить?!

Фау не ответила, оттаявшие стражники схватили её под руки и стали заталкивать в карету.

– Стойте! – потребовал Гил, хватая фау за руку. – Что стряслось, можете вы мне сказать?

– Стряслось то, что жива моя Табия, – харкнула она ему в лицо. – Жива! Сама видела, даже разговаривала с ней, – Эрна снова разрыдалась, а Гил выпустил её руку и в растерянности отошёл на два шага назад.

– Жива, – машинально проговорил он, опуская глаза на свои домашние туфли.

– Да, жива! – снова взвизгнула Эрна, и Гил поднял на неё взгляд.

– Только вот не узнаёт вас, верно? – медленно спросил он и, чуть было не захлебнулся от волны желчи, что опрокинулась на него из глаз несчастной матери.

Фау Эрна, скрипнула зубами, плюнула ему под ноги и с силой хлопнула дверцей кареты, крикнув кучеру, – трогай!