Ярослава хотела возразить, что вовсе и не засыпает, но внезапно почувствовала такую усталость, что даже рот раскрыть не оказалось сил. И когда хозяйка постелила ей на диване, рухнула и мгновенно отключилась.

Проснулась она непонятно от чего. Вокруг царила темнота, лишь из-за приоткрытой двери спальни пробивался слабый свет. Покинув диван, туда Ярослава и направилась, тихонько, на цыпочках, чтобы не разбудить хозяйку. Хотела убедиться, что всё в порядке. Заглянула в комнату и вздрогнула, столкнувшись с немигающим взглядом чёрных глаз.

3. Глава 3

В свете ночника лицо лежащей на кровати бабули выглядело белее бумаги.

— Елена Кузьминична, вам плохо? — Ярослава влетела в комнату и чуть не упала из-за метнувшегося под ноги кота. Вздыбленная зверюга пролетела мимо и, рыча, исчезла в глубине дома.

— Ясенька, — выдохнула старушка, — тяжко мне, в груди давит. Знать, время пришло с жизнью прощаться.

— Это вы бросьте! — строго произнесла Ярослава, чтобы не поддаваться панике. — Сейчас сердечное принесу, — хотела метнуться обратно в комнату, к своей сумке, где всегда носила самое необходимое на экстренный случай, но тут услышала:

— Погоди, не сердце это. Знала я, что помру, потому и домой запросилась… На своей земле умирать легче, надобно только дар передать. Дай мне руку, Ясенька…

— Да что вы такое говорите! — возмутилась Ярослава. — Лежите, я сейчас, — она выскочила в комнату, но проклятый котище снова бросился под ноги, словно того и ждал. В этот раз удержаться не вышло — упав, Ярослава хотела подняться, но ноги почему-то слушаться отказались, тканый коврик скользнул в сторону, и она снова растянулась на полу. Чтобы не искушать судьбу, поползла к дивану на четвереньках, но тут с пространством стала происходить какая-то чертовщина — чем больше Ярослава ползла, тем дальше становился диван.

— Яся, Ясенька… — доносилось из спальни. А потом, каким-то совсем уж немыслимым образом она снова оказалась на пороге, за которым горел ночник. — Без толку всё это, не помогут те капли, — выдохнула Елена Кузьминична. — Подойди, милая, дай руку, позволь мне спокойно умереть.

— Да какое «умереть»?! — возмутилась Ярослава, цепляясь за остатки здравого смысла. — Я же врач, как я могу такое позволить?

— Ты — преемница. Дай мне руку, девочка, не упрямься. Дар передачи требует, иначе не выпустит душу мою на волю.

— Вот и живите, — заползая в комнату, ответила Ярослава. И только теперь наконец-то смогла подняться на ноги.

— Так пожила уже, хватит. Думаешь, сколько мне лет? Да я, когда была в твоём возрасте, царя-батюшку успела повидать.

«Бред начался, плохо», — отметила про себя Ярослава и снова оглянулась на дверь — темнота по ту сторону проёма уставилась на неё в ответ.

— Думаешь, я из ума выжила? Как бы не так. Подойди, дай мне руку, Ясенька.

— Телефон! Надо скорую вызвать!

— Оставь, ни к чему это. Они всё равно не успеют… Ох, тяжко мне, тяжко… Дай руку, милая.

Чувствуя подступающую панику, Ярослава бросилась к двери…и вскрикнула, когда та с размаху захлопнулась, да так сильно, что деревянное полотно прорезала трещина.

— Сквозняк, — прошелестела старушка. Лицо её стало ещё белей, губы налились синевой, вокруг глаз залегли круги. — Яся… Ясенька, — сухие тонкие пальцы, похожие на веточки, поднялись с одеяла, потянулись навстречу и Ярослава не выдержала — взяла её руку в свою… и словно удар током прошёлся по телу — перед глазами вспыхнуло, в ушах зазвенело…

Она пришла в себя от боли — что-то очень жёсткое с силой сжимало пальцы. Открыла глаза и наткнулась за угасающий взгляд.

— Ясенька, слушай и запоминай, — голос старушки был еле слышен, пришлось склониться к самому лицу. — Дом и всё, что здесь есть, отныне принадлежат тебе. Ты — наследница. Родня моя объявится — гони прочь. Плюнь на порог, заступи им путь. Ничего не отдавай, а особенно береги сундук. Книга там старая… только тебе предназначена. Поздно мы встретились, чуть раньше — и всему бы научила, а теперь самой тебе придётся… Внук мой, Колька, заявится — гони… чёрный глаз, злая душа, не верь… Только того, кто с чистыми помыслами, дом пустит… И за Игнатушкой присмотри, — выдохнула она совсем уже еле слышно, — да будет так, волею своей заклинаю, — последние слова и вовсе показались дуновением ветра. Пальцы ослабли, и, выдохнув, Елена Кузьминична замерла.