Охранники Борис и Антон синхронно вздохнули – они уже поняли, кому придётся обеспечивать безопасность гравилёта ночью.

Так что фурор гравилёт всё-таки произвёл. Нодия даже покатал самых любопытных сотрудников, сделав круг над обсерваторией на высоте трёх сотен метров. Сотрудники были в восторге.

Время для нас на радиотелескопе освобождалось уже завтра. Поэтому вечером мы окончательно уточнили диапазон частот и область пространства, которую собирались прослушивать.

Собрались в небольшом конференц-зале при обсерватории. Я, Владимир Алексеевич Крат, братья Стругацкие, Фрэнк Дрейк, Генри Митчелл и ведущий радиоинженер Мэттью Нуччи – долговязый американец итальянского происхождения, слегка небритый, с вечно дымящейся сигаретой в углу тонкогубого рта.

– Итак, нас интересует вот это место в рукаве Ориона, – я обвёл указкой область на фотографии, спроецированной на большой экран. – Вот это слабое пятнышко – двойная звезда, вокруг которой, предположительно, вращается планета, на которой может быть разумная жизнь, достигшая такого технического уровня, что способна посылать сигналы в космос.

– Расстояние до звезды, если я правильно помню, двести тридцать девять световых лет? – уточнил Фрэнк Дрейк.

– Всё правильно.

– То есть, ваша гипотетическая цивилизация начала посылать радиосигналы двести тридцать лет назад? – спросил Мэттью Нуччи.

– Да, – подтвердил я.

– С какой периодичностью?

– Откуда ж мне знать? Давайте так. Слушаем неделю круглосуточно, а там решим, что делать дальше. Это возможно? – я посмотрел на заместителя директора.

– Мэттью, это возможно? – переадресовал вопрос Генри.

– Всё возможно, – пожал плечами радиоинженер. – Как скажете. Хотя лично я считаю это ненаучной блажью, сразу говорю.

– Сильно сказано, – ровным голосом произнёс Владимир Алексеевич.

– С точки зрения науки, – сказал Дрейк, – нет никаких областей пространства, более или менее приоритетных для наших целей. Всё, что мы имеем – это умозрительные гипотезы. Мы даже ни одной планеты вне Солнечной системы не открыли, о чём говорить?

– Они есть, – сказал я. – Не могут не быть.

– Как и внеземной разум, – кивнул Дрейк. – Очень на это надеюсь.

– Частота – от восьми целых двух десятых гигагерц до… – договорить я не успел. Дверь в конференц-зал распахнулась и вбежал какой-то встрёпанный и лохматый молодой человек в очках, одетый как почти все мужчины здесь: лёгкие брюки, тенниска с короткими рукавами, сандалии на босу ногу.

– Простите! – воскликнул он возбуждённо, поправляя очки на носу. – Господа, кажется, у нас сенсация!

– Что случилось, Эрик? – нахмурился Митчелл. – Кажется, ты сейчас должен быть на дежурстве? Господа, это наш молодой подающий большие надежды учёный Эрик Хэнкс.

– Очень приятно, – пробормотал Борис Натанович.

Остальные, включая меня, благосклонно кивнули головами.

– Я и есть на дежурстве, – ответил молодой человек. – Но кому ни позвоню, никто трубку не берёт. В том числе и вы. Вспомнил, что вы здесь должны быть, поставил аппаратуру на запись и рванул бегом. Идёмте скорее! А то через двадцать пять минут Каллисто уйдёт в мёртвую зону, и сигнал прервётся.

– Каллисто? – пробормотал Дрейк. – Спутник Юпитера?

– Он самый, – подтвердил Эрик.

– При чём здесь Каллисто?

– Сигнал пришёл оттуда.

– Какой сигнал?

– Инопланетный!! – заорал Эрик. – Сигнал, посланный инопланетным разумом!! Чего я прибежал, по-вашему? S-диапазон, частота два и восемьдесят семь сотых гигагерц, длина волны – двенадцать сантиметров! Там слова! Вы понимаете? Слова, мать их, на незнакомом языке!

– Записал? – спросил Митчелл.

Молодой, подающий надежды учёный-радиоастроном закатил глаза.