Дежурство решили не устанавливать. Самого страшного зверя – человека – здесь не было, а все остальные не представляли опасности.

– А змеи? – опасливо осведомился охранник Борис. – Не люблю змей.

– Зря, – сказал я. – Они хорошие и никогда не нападут на человека первыми. Говорюкак кушкинец.

– Да нет здесь ядовитых змей, – сказал Сергеев. – Мы не видели и в путеводителе про них ни слова.

– Ладно, – неуверенно сказал Борис. – Поверю на слово.

– Кто боится, может спать в гравилёте, – сказал Нодия. – Сиденья раскладываются, двое вместе со мной как-нибудь поместятся.

– Правильно, – сказал я. – Командир корабля должен спать в корабле. На всякий случай.

Наконец, устроились. Нодия лёг спать в главилёте, остальные, на одеялах, вокруг угасающего костра. Поболтали о разном, кто курил – покурили и быстро заснули. Вероятно, сказался трудный день.

Я проснулся ночью, словно меня кто-то толкнул.

Сел, огляделся.

Конечно же, никто меня не толкал – все крепко спали.

Над головой раскинулось роскошное звёздное небо с Млечным Путём и всеми своими альдебаранами, сатурнами и вегами. В кустах негромко цвёркали какие-то насекомые – возможно, местные цикады. Костёр практически погас. Я подбросил в него несколько веток, посмотрел на часы. Два часа ночи. Что же меня разбудило, интересно?

Бесшумно поднялся и пошёл к океану. Два часа ночи – время, когда прилив уже закончился, а отлив ещё не начался.

Невысокий прибой умиротворяюще накатывался на песчаный пляж.

Вряд ли акулы подойдут близко к берегу, они за рифом охотятся, а он дальше, туда не поплыву. Впрочем, даже если подойдут, я их почувствую заранее.

А искупаться очень хочется – весь день на жаре.

Я разделся догола, вошёл в воду, продышался, нырнул, открыл глаза.

Ах, хорошо!

Мелькнула стайка светящихся рыбок. Две медузы, словно два прозрачных сосуда удивительной формы, наполненных синеватым и зеленоватым светом. Дальше и глубже светились целые поля кораллов, усыпанные жёлто-зелёными флуоресцентными пятнышками. Так бы плыл и плыл, словно Ихтиандр – никому не враг, свой среди своих. Только в такие моменты отчетливо понимаешь, что мы вышли из океана. Просыпается древняя глубинная память и словно говорит тебе…

– Здравствуй. Хорошо, что ты пришёл. Мы тебя звали, – словно сказал кто-то в моей голове. Не по-русски, не по-гарадски и не по-английски. Вообще не словами. Но я понял.

Десять – одиннадцать минут. Примерно столько я могу пробыть под водой, не напрягаясь. Если напрячься – дольше.

Нырнул я меньше минуты назад и не испытывал ни малейшего дискомфорта с потреблением кислорода. Плавать ещё и плавать.

Глубина?

Метра два с половиной. Но можно опуститься и глубже, к самому дну. Зачем? Сам не знаю, – так мне показалось будет спокойнее. На глубине всегда спокойнее.

Я перешёл в орно и нырнул глубже. До дна от поверхности здесь было метров семь. Никакого течения я не ощущал, отлив только-только начался и ещё не успел набрать силу.

Теперь я видел лучше, хотя, конечно, не так, как на воздухе. Была бы маска для ныряния – другое дело. Но что есть – то есть.

Вот ещё что. Ни люди, ни силгурды не владеют телепатией. Мы не умеем читать мысли. Даже в состоянии орно. В самом лучшем случае – тонко чувствовать настроение человека, примерно догадываться, о чём он думает. Другое дело – животные и растения. С ними наше общение может приближаться к телепатическому. Да, у животных и растений нет мыслей в нашем понимании этого слова. Но они чувствуют и могут общаться на биоэнергетическом уровне. Вот к этому общению можно подключиться. Тогда собака принесёт вам пачку папирос из соседней комнаты без всякой звуковой команды (это даже мой прадед умеет), а листья чинары, под которой вы сидите жарким летним днём в одном из парков Ташкента, развернутся так, чтобы тень от них стала гуще и прохладнее.