– В Краснодарском крае, на пенсии. Пришлось уехать из Алмалыка из-за всех этих дел, связанных с гравигенератором.

– Что-то слышал краем уха…

– Расскажу при случае. Что касается деда… Почему-то мне кажется, что ему скучно. Он деятельный у меня, рано ему на пенсию.

– Так он сам ещё не знает, что ты его сватаешь?

– Не знает. Но – узнает, – я широко улыбнулся.

– Что ж, будем на связи, – сказал Непорожний. – И по поводу наших электрических дел, и по поводу твоего деда. Мы же с ним мало что ровесники и почти земляки так ещё и оба Степановичи.

– Как это – почти земляки? – не понял я.

– Я в Средней Азии почти два десятка лет проработал, – пояснил Пётр Степанович. – Из них четырнадцать – В Ташкенте. Всю войну и после… Трудное было время, – его взгляд слегка затуманился. – Трудное, но хорошее.

Незаметно подкрался сентябрь.

В Москве похолодало, зачастили дожди. Пора было собираться в школу. Однако я так глубоко успел нырнуть во все взрослые дела, что попусту тратить время на её регулярные посещения мне не хотелось. Совсем.

– Ты же хотел в следующем году школу закончить? – озабоченно напомнила мама, когда я как-то за ужином рассказал о своих изменившихся планах. – Правильное было решение. Тебе же всего четырнадцать, сынок, не забывай.

– По паспорту шестнадцать, – напомнил я и тут же поднял руки в ответ на её хмурый взгляд. – Шучу-шучу. Мам, ну что делать, планы иногда человеку приходится менять. В Кушке мне казалось одно, здесь – уже совсем другое. Тратить целый год ещё на школу? Не-не, сдаю всё экстерном и занимаюсь своими делами. Родина ждёт. Мне же ещё в институте учиться, не забывай. Я отлично себя чувствую, если ты боишься, что перенапрягусь. Хочешь, медобследование пройду в Кремлёвской больнице?

– Да ну тебя, – махнула рукой мама. – А то я не знаю твоих отношений с Чазовым.

– Причём здесь это? Я правда здоров, на мне пахать можно.

– Ты чего молчишь? – посмотрела на отца мама. – Сын в четырнадцать собирается стать пятнадцатилетним капитаном, а он молчит.

– Жду, когда выговоришься, – сказал папа, отложил вилку и вытер губы салфеткой. – Я думаю, что Серёжка прав. Мужчина может и должен менять свои планы, если они на пользу семье, стране и ему самому. Понимаю, что для тебя сын ещё маленький мальчик и ты за него сильно переживаешь. Однако правда заключается в том, что он уже мужчина и самостоятельно принимает мужские решения. Хорошо ещё, что с нами советуется. За что ему отдельное большое спасибо. Я без иронии, сын, – отец посмотрел на меня. – Делай, как считаешь нужным. А с нашей стороны – любая поддержка.

– Спасибо, папа, – сказал я. – Спасибо, мама. Куда я без вас? Правда.

На следующее утро, двадцать восьмого августа, в понедельник, сразу после завтрака, я надел костюм, свежую рубашку и галстук, положил в сумку все необходимые документы и отправился в ближайшую к дому школу.

– Ничего не понимаю, – завуч школы – крашеная рыхлая блондинка лет сорока восьми по имени Лидия Борисовна Гуменюк сняла очки и посмотрела на меня холодными голубыми глазами. – Ты что же, и восьмой класс не закончил?

Аура Лидии Борисовны не внушала оптимизма. Завуч была обременена лишним весом килограмм в двадцать пять, сахарным диабетом второго типа, повышенным кровяным давлением и скверным характером.

Моё обаяние на неё тоже не подействовало. Редкий случай, но бывает.

Что ж, не всегда коту масленица, а то уж больно везло мне последнее время на хороших и отзывчивых людей.

Сесть товарищ Гуменюк мне не предложила, хотя стул для посетителей в её кабинете пустовал. Ничего, мы не гордые, постоим. Пока.