- А он?

- А он сказал, что я истеричка и у меня недотрах на лицо, - обиженно поджала губы подруга.

- Нин, ну только не плачь, - сочувственно прикоснулась я к ее руке.

- А самое обидное в этом, знаешь, что, Танька?

- Что?

- Что он прав!

- Но...

- Никаких, но! Мужики такие никудышние пошли, писька между ног болтается, а пользоваться ею они не умеют! Мы ради них и прическу, и маникюр, и бельё дорогое, красивое. А они что? Пять минут попыхтят и все, устали. Еще и сосед этот каждое утро на балконе в одних трусах расхаживает...

- А ты чего на него смотришь?

- А чего он расхаживает? – недовольно насупилась Ковалёва.

- И то верно, - спрятала я улыбку.

- Так что, ты, Татка, держись за своего Хана. Видишь, как тебе повезло. И красивый, и богатый, и тебе хорошо делать умеет. М-да, я у меня уже который год одни коты в мешке попадаются, да сосед этот проклятущий...

- Особенно сосед, - улыбнулась я все-таки.

- Ой, не напоминай. Аж передергивает!

А потом мы обе вздрогнули, потому что в комнату бесшумно зашел Марк и вдруг произнес:

- Какие занятные у вас разговоры, девочки, - и привалился плечом к косяку, складывая руки на груди, пока мы с Нинкой обе отчаянно краснели.

Боже, он все слышал. Все!!!

Какой стыд! Какой позор!

- Что-ж, пожалуй, на сегодня я все сказала, - попыталась состряпать при плохой игре хорошую мину Нинка, - но надо и честь знать. Так, сейчас я вызову такси.

И через десять минут я уже закрыла за подругой дверь, а затем привалилась к ней лбом и стыдливо зажмурилась.

- Я польщен, Тань, - послышался за спиной голос Марка, - если раньше и были сомнения, то теперь я точно знаю, что умею делать тебе хорошо.

- Замолчи, пожалуйста, - проскрипела я, прикусывая губу.

- Почему? Я бы не прочь еще раз сверкнуть своими исключительными навыками. Тебе как больше нравится: быстро и жестко или медленно и на коленях между твоих ног?

- Господи, - свела я бедра, догадываясь о чем он говорит.

- Мой язык к твоим услугам, - крутанул меня к себе и впился в губы бешеным поцелуем, сразу же стягивая с меня домашние штанишки.

- Марк, ах..., - закатила я глаза, когда его пальцы прикоснулись к моему клитору.

- Согласен, я тоже не хочу растягивать. Соскучился по тебе ужасно.

А дальше Хан быстро расстегнул ремень, приспустил джинсы и белье, раскатал защиту и взял меня прямо там, стоя у входной двери. И да, мне было хорошо.

Прекрасно. Офигительно. Восхитительно. Бомбезно, черт возьми!

А спустя пару часов, уже поздно вечером, мы томно лежали на диване и пытались выбрать фильм, чтобы посмотреть, но у меня снова зачесались руки. Именно поэтому телевизор смотрел только Марк, а я в это время широкими мазками писала его портрет, любовно вырисовывая каждую черточку прекрасного лица, волевого подбородка, стальных глаз и чувственных губ.

И мне так хотелось снова признаться ему в любви. Слова жгли глотку, царапали язык, но я, с упорством барана, запихивала их обратно, боясь, что опять не получу взаимности.

- Можно посмотреть? – вырвал его хриплый шепот меня из вороха собственных мыслей.

- Можно, - улыбнулась я, а затем впилась взглядом в его лицо, ловя любую реакцию на мое творение.

- Охренеть! Тань, да у тебя талант! Без шуток, - обалдело рассматривал он холст.

- Ну, перестань, - смущенно отвела я глаза.

- Эй, зачем бы я тебе врал? – потянул меня за руку, и я дурашливо мазнула ему краской по носу.

- Ах, ты, подлая девчонка...

И веселый смех прокатился по комнате, а затем сменился громкими стонами и ритмичными шлепками двух разгоряченных тел.

И все было бы хорошо, если бы не новая рабочая неделя, которая уже наступала мне на пятки. Я стала ненавидеть эти часы в офисе, где мы с Ханом становились чужими друг другу. Он говорил со мной, как руководитель. Смотрел так же. И только изредка писал ободряющие или пошлые сообщения, заставляя меня криво улыбаться и продолжать верить, что все это временно.