– Давай! – чокнулись, выпили. – Ну а я, как в армии начал, так и не брошу никак. Меня в Гнесинке профессора каждый божий день воспитывали на эту тему… считай дополнительная лекция. – пьяно ябедничал Кенар. – А их и так хватало. По шесть пар в день. Кстати, забавно, больше всего времени в расписании занимало сольфеджио…

Занятие по музыкальной грамоте снилось пребывающему в глубоком медикаментозном сне Вавилову, пока группа энтузиастов в составе двух композиторов, поэта, писателя и Папы Римского под руководством пьющего писателя-эмигранта наводила парадиз в его трехкомнатной обители.

Стадо начинающих музыкантов расположилось в самой большой аудитории, ибо занятие было общим для двух групп: композиторы и оперные вокалисты – ажно сорок восемь будущих звёзд. Сидят в шахматном порядке, чтоб не списывали. Помощница Петрачеллы играет диктант, сам – ходит по рядам, а студент Вавилов витает в облаках.

Он записал мелодию с первого раза, а теперь, развернув нотную тетрадь на последней странице в меру своих средненьких художественных способностей пытается нарисовать портрет возлюбленной – дочери соседей Юли. И мучается почти гамлетовским вопросом: любить или не любить. Хотя, кому и когда помешала настоящая любовь? Но дилемма студента Вавилова подробно описана в статье сто тридцать четыре УК РФ – совращение несовершеннолетнего. Юльке сегодня исполняется только шестнадцать.

И ведь никому не объяснишь, что девочка давно созрела, весит шестьдесят четыре килограмма живого веса, у неё полный третий номер и она сама хочет и на шею вешается. С учетом Юлькиного напора и собственных чувств сопротивляться Евгению было всё труднее. Однако, мысль о том, что устроят её родители вообще и, в частности, маман, если узнают об их пока не случившейся связи, приводила его в ужас.

Нет, скорее всего соседи не имели бы ничего против такого потенциального зятя. Хороший мальчик, сын главреда одной из главных газет эпохи и доцента университета, в котором они сами мучили студентов, учится ни много ни мало в Гнесинке, а значит имеет тягу к прекрасному… Хороший такой бэкграунд… Если бы речь шла о его романе с их старшей дочерью, которая была на три года старше Женьки.

Сестра Юли в это время училась на последнем курсе главного питерского университета. Учитывая доцентско-профессорский состав родителей, она вполне могла бы учиться в цитадели знаний имени мишанинского энтузиаста61, но предпочла уехать. Причиной тому был как раз сосед Женька… который сейчас сидел в аудитории Гнесинки и продолжал рисовать в нотной тетради портрет её младшей сестры.

Проходивший мимо Петрачелла увидел сию живопись и решил, что студент вконец обнаглел и просто филонит от диктанта. Средненький музыкант и плохой учитель не придумал ничего лучшего как треснуть студента Вавилова по затылку первым, что попало в руки. Этим первым оказался свернутый в трубку сборник фуг Баха.

Кощунство, конечно, так использовать творения Иоган-Себастьяныча, но Петраков был неудержим. Если бы вдруг какой-нибудь просветленный мозг в Министерстве образования предложил вернуть систему телесных наказаний в высших учебных заведениях, Петрачелла голосовал бы за это первым. Но пока это было только мечтой…

– Больно же, Пе… Юрий Алексаныч, за что? – возмутился побитый Женька.

– Вавилов, – почти визжал препод, – вы находитесь на уроке сольфеджио, а не живописи. А за диктант я вам ставлю неуд…

В потенциальном Моцарте вспыхнул гнев – мало того этот самодовольный болван в профессорском звании отвлек его от мечтаний, так ещё и двойкой грозится.

– Это ещё почему? – тихо и зло спросил Женька.