Чудесно жить. Стихи насущные Алексей Болотников
© Алексей Болотников, 2018
ISBN 978-5-4490-2303-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Чудеса обыкновенные
Стихи – коробочки со спичками
«Господи, благоволи писать…»
Господи, благоволи писать
Чистые, изящные глаголы.
Благоволи посмешищем не стать.
Чтоб не распяли:
– А поэт-то голый.
Обнажены ли донага в стихах.
Иль пишем так, как, очевидно, мыслим,
Но мыслить в стаде, вторя пастухам,
Не богом, извини, поэт немыслим.
Благоволи подняться до тебя!
Я понимаю: зависть, дьявол, эго…
Но дай мне слово… пастыря любя,
Благо… воли… записывать от бога!
«Чем мы знамениты?..»
Чем мы знамениты?
Отсутствием святости.
Пивнушки у нас алтари.
Дай нам улыбаться
До придурковатости,
Ведь мы же придурки твои.
…О, господи боже!
Безбожникам, бабникам
Открой же альковы свои
И дай нам, заблудшим,
Блуждающим, банщика.
И бани дотла натопи.
Отпарим, отмоем
До алебастра
Тела и улыбки свои.
Дай нам улыбаться
До придурковатости.
Ведь мы же придурки твои.
«Принимаю с утра атмосферную магию…»
Принимаю с утра атмосферную магию:
Солнце из-за бугра,
Восемнадцать по Цельсию.
И росою с куста, сокровенною влагою
Окропляю крыла…
Восемнадцать по Цельсию!
От рождения столько же… Впереди
Ещё тысячи неизведанных лет.
А теперь я… таков…
Поэтичен я…
То-то же!..
Предвкушаю… откушать свой дерзкий язык
«Искал себя. А не было меня…»
Искал себя. А не было меня.
Кого любили эти бабы с воза?
Песком сквозь пальцы таборное я
Расходовало вьючники обоза —
Зыбучих лет, дневных-ночных и прочих,
А более всего – секунд любви,
Которых жаль, но лишь как падежи
В обозе животин (или живОтин?).
…Конь пал любимый, с именем Чечня…
Друзья большого брата распылились…
И ничего в итоге не чиня,
Друзья друзей (враги врагов) явились
На проводы почившего меня,
Хмельные, не распятые бесстыдством
Во всей их наготе, с дежурным тостом
«Да будет пухом путнику земля».
…В гробу нельзя… Я не перевернулся
Лишь потому, что не было меня.
Что в тот сезон вдоль Белого Июса
Нашлась неандертальская семья:
Он и она, точнее, черепа
Эпохи древнекаменного века.
Их здесь, у Малосыйского столпа,
Признали за… явленье человека.
И палеантроп, вышедший с Тубы,
С обозом, а точнее – при обозе,
В культурный слой земли «а ля гробы»
Не мог почить. Увы. И почил в бозе.
Его – нашли! Лет… сорок тыщ спустя…
«Поднимутся… – вещают нам – в могилах…».
И все же это, верно, был не я.
И не было меня. Лишь слухи в людях.
«Учил меня студент филфака…»
Учил меня студент филфака
Стихи писать. И даже – жить
Пифагорейски. Жить без флага,
Без родины, в себе изжив
«…всю муть соцреализма,
Идейный бред и ген снобизма…»
Он так учил меня искусно,
Как женщину – отдаться чувству.
Мы спорили до геммороя
О том, что (первое): нет жи-
зни в обществе; второе —
О том, что есть искусство лжи…
И в том сходились на ножи.
И он, вы знаете, он – плакал,
Когда над пропастью во ржи
Я торжествующе «а-а-а…«кал!..
…И вот я вышел в тиражи
Амбициозности. По-сучьи
Кружило жизнь мою во лжи.
А он… Он гений был. По сути.
«Чего ты ждешь?..»
Чего ты ждешь?
Ты напряженно замер.
Звенит оса… иль зуммер… целый мир…
Мир – примитив,
Средоточенье камер
Из микропор, из сот, иль из квартир…
Брат августейший!
Этот мир – пред нами!
Бей примитив архитектурных дыр
Трезубцем яда, остроты и брани!..
Ты медлишь, брат?!
Чего ты ждешь, сатир?!.
«Быть бездомным стыдновато…»
«Быть знаменитым некрасиво»
Б. Пастернак.
Быть бездомным стыдновато.
Обло. Не харизматично.
На правах собаки птичьих
Обживать кривые хаты
Стыдно! – трезвым, как скотина…
В парк, под аглицкую крону,
Аки лошадь из гранита,
Притуляйся к Аполлону!
«Хорошо сидеть в трактире!»
Хорошо лежать в канаве.
Хорошо бы жить в квартире.
Или где-нибудь в Канаде.
«Меня не печатают в местной газете…»
Меня не печатают в местной газете:
То слог мой не сочен, то тема узка.
Меня не печатают те, или эти…
Те уж далече, а эти – пока
Не охватили в районном масштабе,
На радиостудии и телеэкране.
У них, как и раньше,
Пегасы при штабе,
А мой «горбунёк»
Не формален заранее.
Не искушаю судьбу краевую.
Да что за комиссия —
Выбиться в крайность?
Мне б бросить писать,
Но пишу я покамест,
А в следущем веке —
Опубликуюсь.
«Не водиться рожь, а стихи не читают…»
Не водиться рожь, а стихи не читают.
Пейзаж прозаичен и крики «ату».
Вороны грядущих погромов летают
(Вы уж извините за прямоту).
Слова-то… в стихи выбираем в запале.
Сообщать бы им свойство взрываться: На ложь,
На равнодушие,
Злобу и зависть…
Поэтов читали б.
Водилась бы рожь.
«Все пишешь, пишешь…»
Все пишешь, пишешь…
Станешь вдруг – поэт…
И славой завладеешь в одночасье.
Но выбор у тебя —
Иль «да», иль «нет» —
Иметь ли счастье петь?
Иметь ли счастье?..
«Крылатость…»
Крылатость
Пытали граждане орла:
Откуда в родове крылатость?..
И были пытки их чреваты
Расчетом лётного крыла.
Себе подобных жгли, пытая,
Откуда крылья естества?
И был один, который тайно
Вкусил орлиного родства.
Он все решил. На все решился.
Дитяти посмотрел в глаза,
Как будто в этом отрешился
Земли. «Лететь!» – его стезя!
Он в полутьме затеплил свечи
(оплыло из-под острия).
Эффект свечи ума не лечит.
Он болен жаром бытия.
Парить на крыльях!
Дымном шаре!
На парусиновой суме!..
Лететь! – на зло попу и сваре.
Ах, как легко летать во сне…
И из-под солнца, опаленный,
Залитый воском со спины,
Летит бескрылый, окрыленный
Икар, Аэрохерувим!..
………………………………….
Летят столетия – крылаты! —
Режимы плети и креста.
То слепо верим в постулаты,
То слабо веруем в Христа,
Разуверяемся уж в пришлом
И – новый век на рубеже.
Мы снова в небе и уже
Владеем пламенем,
Как дышлом…
Уже – прекрасен и уродлив —
Постигнут термодинамизм,
Но, как китайский иероглиф,
Крылатость – что за механизм?
«Нет, я не Пушкин…»
«Нет, я не Байрон…»
М. Лермонтов
Нет, я не Пушкин…
И никто иной
С такою же
Невероятной силой.
И мой Дантес, увы, не роковой.
И светский наш закон
Не угрожает милой.
Не изведен интригами страны.
Не злой пророк и не объект охоты.
И до смерти не чувствую вины
За все дворцовые перевороты.
А хлеб мой горек, радиоактивен.
Дом ссохся по системе координат.
Мой облик стёрт.
Дух слаб и не активен.
Я есть пока.
И в этом виноват.
«На даче…»
На даче
За августом жила-была легенда:
«Август – месяц благородных дел».
Я на даче, в бочке Диогена,
Разделяю кесарев удел.
Как собаки, пчелы роют маки,
Искушая девственный нектар.
Роясь в грядках, в образе собаки,
Искушаю перегнойный пар.
Как лимит союзного стандарта,
(Нормы отпускает нам ГОСПЛАН).
На трех сотках, словно иномарка,
Средь ботвы я вписываюсь в план
Среди мака, астры, георгина,
И душой, и телом здоровяк,
Лью, не плача, как зеленый Гена,
Крокодильи слезы в коровяк.
За августом открылась мне легенда:
«Август – летний, дачный беспредел».
Понимаю мысленно и генно:
Я – потомок огородных дел
«Романс…»
Романс
Я у женщин в долгу.
Я алмаз из породы не высек.
Слов безумных букет
Я не каждой из них подносил.
В суматошном бегу
Не проник в откровенья записок,
Ради самых святых
Не сносил головы, не сносил.
Милый женский народ!
Не велите казнить раньше срока.
Не спешите изгнать,
Не вините в бесчестье и лжи.
Солнце всходит в саду…
Вспыхнет сердце в мгновение ока,
Наши души сольются
И станут, как вишни, свежи.
Я у женщин в долгу.
Не сторонник долгов и оброка,
Продолжаю искать
Драгоценные камни любви.
Верю я, видит бог,
В этой жизни не так уж все плохо.
И любовь возвратится,
Вернется на круги свои.
«Читая Фазу Алиеву…»
Читая Фазу Алиеву
Ответ на вопрос «Что такое «любить?»
– Гениальность.
Ответ на вопрос «Что такое любовь?»
– Состязание.
Ах, какая б на этой земле не царила банальность,
Неизменно новы лишь любви,
Лишь любви состояния.
Что такое – «Любовь испытать?»
– Может, съездить… на радугу?
Чтобы чудо потрогать, палитры сердечный накал…
Что такое – «Любовь исчерпать?»
– Может, вычерпать… Ладогу?
Повернуть Ангару у истока обратно в Байкал!..
Ответ на вопрос «Что такое судьба?»
– Испытание.
Ответ на вопрос «Что такое счастливая жизнь?»
– Обольщение.
Да какая б на этой земле не царила случайность,
Нас преследуют здесь чередой
Лишь любви ожидания.
«Вот она, провинция! А море…»
Вот она, провинция! А море…
Морю рукотворному не верь.
Ученый кот бредет по Лукоморью,
Будто побирающийся зверь…
«Наташечка из всех цариц…»
Наташечка из всех цариц
Моей империи забытой
Моим величеством царит,
Короной сброшенной и битой.
Наташечка в опалу что ль
Молчит дорогою трамвайной
Под монотонный скрип качель
О днях низложенных тирана.
Наташечка пером скорбит,
Писец свободы монастырской,
То мадригал, то манускрипт
Меланхолический и дерзкий…
Наташечка грустит, ну что ж —
Ниспровержение монархий
Огнем, иль ряской уничтожь —
Мостит кандальный путь в монахи
Для императоров былых,
Утраченных для пользы трона…
…Лишь пыль, как порох из патрона,
Ютится на висках седых.
«Я поеду в Ярославль…»
Я поеду в Ярославль
Не за прозой, но за славой.
В Ярославль я влеком
Разнотравным молоком.
И поеду – как ни странно —
За насущным, легендарным,
От породистой коровы…
Знать, напоят ярославны…
Достославны Ярославны!
В Ярославль я влеком
Не единым молоком —
Есть и сахарные планы!
Я поеду в Ярославль,
Восхищаться не коровой.
Говорят, там Ярославны
Суть помечены короной!
Я наивный, в сказки верю.
А поеду и проверю.
Вот. Я по столу стучу.
Ярославну я хочу!
Увезу её с собою
Прямо с паперти собора.
Пусть любуется родня,
Собираясь у плетня.
Белолица Ярославна,
С русой длинною косою,
Русской грустью осиянна
И естественной красою…
В общем, решено, за славой,
Как варяги в прошлый век,
Я поеду в Ярославль
После дождичка в четверг.
«Признание…»
