Лестницы и в гостиной, и в спальне, были устроены одинаково, так что Степан прямо направился к тому же углу библиотеки. Шкаф тут выглядел точно таким же, как все остальные: полки от пола до потолка и пара горизонтальных декоративных панелей, разделяющих шкаф на три одинаковые секции. На панелях по всей библиотеке были вырезаны забавные рожицы то ли гномов, то ли кого-то в этом роде – одни смеялись, другие плакали, третьи хмурились. Присмотревшись, Степан заметил, что в угловом шкафу верхняя рожица хмурила брови – точь-в-точь рассерженный мэтр Блеро – а вот нижняя хитро подмигивала, косясь куда-то влево.

С полчаса Степан возился вокруг этой планки. Сначала он снял все книги с полки над панелью – какую-то зачитанную до дыр детективную серию – а потом перетаскал на большой стол и книги с полки ниже. Это оказалось труднее, потому что там кто-то расставил толстенные тома энциклопедии, нагло переврав их нумерацию и алфавитный порядок. Методичное прощупывание, простукивание и надавливание обоих полок ничего не дало, как и боковых, и задней стенки. Наконец, ему повезло: водя рукой под самой декоративной планкой, Степан нащупал едва ощутимый выступ, и нажал. Что-то щёлкнуло, деревянная махина со всей массой остававшихся в ней книг чуть сдвинулась влево. Степан осторожно нажал рукой, и шкаф на две трети вкатился в стену, открывая проход на последнюю лестницу.

Он торопливо поднялся в мансарду и, отыскав нужный ключ, вставил его в замочную скважину.

– Привет, номер три! Сезам, откройся!

«Сезам» оказался мужской берлогой, и уж её-то точно устроил лично месье Мишоне. Степан уже не удивился, увидев очередной камин, перед которым располагались журнальный столик и три дивана. В простенке между оконных ниш стоял большой бретонский буфет, превращённый в бар, а слева и справа от окон стены украшали со вкусом подобранные экспозиции. Одна, видимо, посвящалась Французской Африке, другая – Французскому Индокитаю. Чего там только не было, начиная элементами униформы и шаманскими масками, заканчивая берберскими кинжалами и огромным латунным гонгом с затейливым чеканным рисунком.

Справа от входа вдоль стены располагалась застекленная витрина, и это уже был личный музей дяди Этьена, однако всю его экспозицию составляли только два манекена. Один был одет в полную парадную форму Легиона, со всеми наградами, которые сержант-шеф Мишоне получил за годы службы. Другой был облачен в камуфляжный комплект и разгрузку – видимо, напоминание о временах работы в частных военных компаниях. Подойдя ближе, Степан обнаружил и третий экспонат: на высокой колонне-подставке лежали фотография, армейский жетон и резная деревянная фигурка.

Ключик от витрины был самым маленьким на «башенной» связке. Степан повертел в руках жетон: личный номер ему ни о чём не говорил, но вот «Серж Борю» явно никак не вязалось с «Этьен Мишоне». Положив обратно жетон, Степан взял с подставки фото. То ли фотограф плохо подобрал пленку, то ли просто зарядил единственную, какая была под рукой, но фото вышло затемнённым к краям и почти засвеченным к центру. Со снимка нерешительно улыбалась девушка лет двадцати, одетая в синие джинсы и джинсовую куртку. Тёмные волосы её были взбиты пышным начёсом, по моде девяностых. Позади девушки можно было различить цветущее деревце, а за ним, совсем смутно – край крыши какого-то дома.

Степан пожал плечами, аккуратно положил снимок на прежнее место, и взял с подставки фигурку. Она была размером чуть побольше обычной лампочки, и резчику явно недоставало искусности, но он искупил это старательностью: приготовившийся к бою волк узнавался сразу. Особенно удачно получились вздыбленная на загривке шерсть, прижатые уши и грозно оскаленные клыки. Фигурка выглядела очень старой – дерево, из которого её сделали, успело от времени стать почти черным.