Дорога через овраг шла по насыпи; где-то внизу, в слишком большой для него трубе, журчал ручеек, прежде бывший рекой Лискюи. Преодолев подъём, автомобиль углубился в лес. Было видно, что этой дорогой пользуются нечасто: по центру из трещин в асфальте пробивались пучки травы, а края покрытия исчезли под наплывами земли, смытой дождями с обочин. На следующем перекрёстке Жан-Пьер свернул влево, и теперь они оказались на подъездной аллее с массивными воротами в конце. Степан отметил про себя, что изящные чугунные решётки не так давно кто-то привёл в порядок – видимо, постарался дядя, либо нанятые им рабочие. Каменным псам, сидевшим на столбах по обе стороны ворот, повезло меньше. До них руки у ремонтников не дошли, так что левый щеголял выкрошившимися передними лапами, а правый – отсутствием половины морды вместе с носом. Жан-Пьер вылез, отпер ворота, загнал машину на просторный двор и заглушил мотор.

– Ну вот, проверка пройдена, пользоваться можно! – улыбнулся он и похлопал автомобиль по капоту.

Центральная часть особняка была двухэтажной, а в плане, как скоро понял Степан, напоминала зеркально отражённую букву «Г». С торца короткой части располагался парадный вход – здесь фасад закрывала просторная терраса, а её крыша одновременно была балконом для комнат второго этажа. По бокам от террасы возвышались две круглые башенки: левую архитектор наполовину задвинул внутрь здания, а вот правую, напротив, выдвинул вперёд. Длинная часть буквы «Г» могла быть классически строгой, но архитектор добавил здесь пару широких эркеров с остеклением в готическом стиле, а по центру на крыше поставил углом к фасаду маленькую квадратную башенку. С торца это крыло дома замыкало основательно обросшее плющом сооружение, в котором Степан распознал оранжерею.

Большая трёхэтажная башня, которую они рассматривали с перекрёстка, располагалась на противоположной от оранжереи стороне здания, причём архитектор поместил её под углом к главному зданию, так что три из четырёх стен были наружными. На крышах тут и там виднелись слуховые окна в мансардах для слуг, кое-где на углах примостились то ли горгульи, то ли химеры – с земли трудно было с уверенностью разобрать, кто это. Над большой башней и над крылом дома, переходившем в оранжерею, возвышались с десяток дымовых труб.

Жан-Пьер повёл рукой:

– Месье Кузьмин, добро пожаловать в шато Буа-Кебир! Там, – он указал на угол дома, в сторону башни, – навес, под ним ваша «посылочка». Ящик в дверь башни не пройдёт, мы уже мерили, так что всё равно придётся вскрывать его снаружи и носить содержимое по частям. Увидите динозавра под брезентом – не пугайтесь, это «Ситроен». Проверять его мне не поручали, так что не знаю, на ходу ли. Тот синий «Пежо» возле куста мой, ну а вам – ключи.

В руку Степана легли большая связка, связка поменьше и брелок всего с четырьмя ключами:

– Эти от остального дома, а эти – от башни и, наверное, какой-то мебели в ней. На брелке «Рено», входная дверь, ворота и почтовый ящик. Самое нужное. Ключи от «Ситроена» должны быть где-то в доме.

– Спасибо, – Степан разложил ключи по карманам куртки, которые сразу оттопырились под их тяжестью. – А это кто?

Жан-Пьер обернулся. На дорожке, ведущей к главной башне, сидел большой рыжий кот, внимательно разглядывая людей. Младший Блеро усмехнулся:

– Это, похоже, здешний сторож. Он всё время крутился возле нас, пока мы тут работали, но ни разу не дался никому из ребят в руки. Даже на колбасу не купился. Может, забрёл с какой-нибудь из соседних ферм, а может, это вашего дяди. Нелегко же ему пришлось, если так – из домашнего питомца в лесные охотники. У нас вообще-то положено бездомных животных передавать в приюты, так что если решите не оставлять его себе – придётся поймать и отвезти в Гуарек.