– Эм…

– Так примерно выглядит то, что вы сделали. Кровь – это древние и сокровенные глубины волшебства, которые не стоит тревожить понапрасну.

– Но я…

– Незнание не освобождает от ответственности, – равнодушно перебил месье Дуфф, закрыв глаза и снимая треуголку, чтобы и его лысине досталось солнечного тепла. – Не знаю, кто, когда и где сделал ту фигурку, но в ней ощущается время и сила. Не удивлюсь, если она гораздо старше меня.

– А сколько вам лет? – с любопытством поинтересовался Степан.

– Ну… Скажем так, я был младшим из братьев, и родился незадолго до того, как ваше племя решило устроить во Франции заварушку, которую потом записали в анналах как Революцию. Я слышал, что иногда её даже называют Великой, хотя можете мне поверить, нет никакого величия в том, чтобы уничтожать своих ближних всеми подручными способами. Впрочем, люди занимались этим всегда.

– А фейри нет?

– Моего папашу, когда он собирал в лесу грибы, застрелили республиканские солдаты, приняв за шуана. В итоге семейство Маэль и ещё несколько гоблинских родов, а также некоторые другие из окрестных фейри, действительно встали на сторону шуанов. Правда, совершенно безрезультатно. Суть в том, что мы живём гораздо медленнее. И не можем позволить себе пустить по ветру жизни тысяч соплеменников. Хотя будем справедливы: вас такое расточительство не сгубило, а нам наша осторожность не помогла, – саркастически закончил гоблин.

– Так что с фигуркой?

– А что с фигуркой? Фигурке хватило той вашей крови, что на неё попала. Результат вы видели – как камень, брошенный в пруд. Руй, я сам. И как знать, кто там ещё мог услышать этот «всплеск». Поэтому и говорю: я вам не завидую.

– Нечего меня пугать, – нахмурился Степан. Месье Дуфф открыл один глаз и с интересом посмотрел на человека.

– Вы просто не знаете, о чём речь. Не все фейри уживаются с людьми. Многие вовсе не уживаются. А есть и такие, кто считает своим долгом истребление людского племени. Есть ещё те, кто просто охотятся на людей. И даже на соплеменников. В общем, – закончил с удовлетворением гоблин, – вас ожидает масса сюрпризов.

– Учитывая, что в шато было всего три фейри, сильно в этом сомневаюсь.

– Ну… Положим, не все из нас любят селиться рядом с человеческим жильём. Лютены так и вовсе скорее исключение. А вообще, чего это я распинаюсь! Не верите – сами увидите!

– Верю. Только сдаётся мне, ваши сведения устарели, месье Дуфф. Если я правильно понял, разрушенный мост был сродни фигурке наверху. Но если единственный мост, падая, похоронил всё волшебство в здешних краях, едва ли этого волшебства было настолько много.

Кот проснулся, и теперь с интересом прислушивался к их беседе. Гоблин нахмурился, пожевал губами, но ничего не сказал. Степан, всё больше убеждаясь в своей правоте, продолжал:

– Допустим, что сейчас происходит обратный процесс, и даже допустим, что эти «круги» разойдутся более-менее далеко. Вряд ли они найдут так уж много отклика. И потом, – его вдруг осенила неожиданная мысль, – если вы хозяин подвалов, значит, вы должны и защищать их в случае опасности. Как и весь шато. Так что мы с вами, похоже, в одной лодке.

Месье Дуфф недовольно скривился:

– Вот умеете вы, люди, испортить обедню.

* * *

Остаток дня Степан разбирал вещи и перетаскивал в дом из-под навеса содержимое ящика. Гоблин категорически отказался иметь какое-либо отношение к домашним делам, и вместо этого отправился осматривать окрестности («проверю, что и как»). Кот тоже исчез, и Степан, разглядывая коробки, которые теперь громоздились в гостиной и спальне, невольно подумал, не оставить ли распаковку до вечера, когда лютен примет человеческий облик. Однако затем всё-таки принялся за работу.