Агата молча стояла рядом, оглядывая переулок. Может быть, ей следовало помочь и позаботиться о Наде, но длинные мышиные волосы её были собраны в пучок на затылке, а просто толочься рядом, вроде бы, не имело смысла.

– Ты знаешь, я всегда восхищалась тобой, – путано проговорила Надя.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Агата. – Идти сможешь?

В воздухе дрожало ожидание. Словно должно было произойти что-то важное.

– Смогу. Ты всегда… Была лучше всех, кого я знала.

– Пойдём, – ответила Агата, не слушая её, помогая Наде подняться.

Скорее всего, именно в тот момент она не услышала тихого звяканья кольца о крошку мятой дороги. Или, может быть, в тот момент, когда помогала Наде подняться на подножку маршрутки, или перед этим, когда Надя обняла её излишне долгими объятьями, что-то приговаривая в ухо и неприятно щекоча его алкогольным дыханием.

Когда Агата повернула от остановки, она по привычке хотела повертеть на пальце любимое кольцо, но палец оказался голым, пустым.

– Чёрт, – пробормотала Агата, вытащила свой малофункциональный мобильник и, включив фонарик, пошла обратно тем же путём.

Это было её любимое кольцо в виде летучей мыши, обнимающей палец. Оно не могло просто так потеряться, исчезнуть.

Августовская темнота накатывала неожиданно и густо, крася улицы в градиент от чёрного к маслянисто-жёлтому. Нижний пустел, его тонкие и близкие к набережной улицы, днём напоминающие заброшенные рельсы среди остовов домов, вечером превращались в хищные тоннели с верхом из тёмно-рыжеватого туманного неба, а редкие фонари не освещали, но высвечивали каждого прохожего, превращая его в мишень для зубьев темноты между затихшими домами.

Агата шла, проверяя каждый блеснувший камушек под своей ногой. В голове беспокойство отталкивалось от «это просто кольцо» и снова возвращалось к трепетанию надежды – может быть, оно где-то здесь, под ногами?

У дома, всё так же зияющего провалами окон и дверей, густела особенная тьма, клубящаяся туманом. Агата мельком взглянула на дом, а потом остановилась. Что-то было не так. То же ощущение волнения, которое она чувствовала в детстве, разглядывая призрак чайного гриба в кладовке.

«Надо уходить», – подумала Агата и уже почти развернулась, когда услышала слабый писк.

Почти неслышный.

От тени дома отделился маленький серый комок и, подковыляв, потёрся о джинсовую ногу Агаты. В свете фонаря глаза котёнка-подростка блеснули ультра-зелёным, встопорщенная шерсть примялась и казалась сваленной.

Агата растерянно смотрела на котёнка, и тот, поймав её взгляд, раскрыл рот в сиплом жалобном мяуканье.

Так в доме у Агаты появилась Харита, жёлто-коричневая кошка с зелёными глазами рыси и большой любовью к спинке дивана и картофельным очисткам. А кольцо с летучей мышью пропало.

– Кир! – ещё раз позвала Таня, но больше для проформы – парень, порядком испугавшийся, маячил впереди на примерно одном и том же расстоянии от них. Забавно, обычно Таня чувствовала себя лет на семнадцать, но сейчас, в тёмном лесу, с явно растерянным отцом детей и побледневшим старшим ребёнком, она ощущала себя взрослой женщиной, единственной, кто мог в данный момент разрешить сложившуюся ситуацию и помочь ребёнку.

Лес был осенним, даже запах в нём напоминал о поздней осени – остановившийся в пространстве полароидный снимок бело-чёрного через сиреневый, пожухлая мёртвая листва под старыми липами и тополями с вкраплениями потерянных осин, на всех – ни листочка.

Прямо у дорожки из серых камней, прибитых друг к другу временем, временами проявлялись в кругу лип, тополей и осин массивные дубы, тянущиеся в небо. Ближе к кронам они из-за неизвестной Тане болезни завихрялись в древесные раковые опухоли, похожие чем-то на искажённые черепа.