– Мам, – испуганно сказал Кир, и Таня привычным жестом прижала его к себе.

Впереди снова появился лес, но уже живой, насыщенный тёмно-зелёными цветами всех оттенков по хмурым худым ёлкам, толпой жмущихся по сторонам от небольшого одноэтажного дома, замазанного глиной и выкрашенного стандартной советской жёлтой краской. С другого края, впрочем, казалось, что это не обычный дом, а деревянный, с крыльцом. К дому вела розовая грязная плитка, а по бокам от этой дорожки стояли грубо свитые из ивовых прутьев клетки со слабо копошащимися внутри существами.

Там были и грязные волосатые младенцы с зелёными грубыми прядями на макушке и вытянутыми носами, при первом взгляде похожие на берёзовые чурки, и, все в листве, маленькие существа, пахнущие грибами. В каждой клеточной корзине кто-то медленно-медленно двигался и временами поскуливал тонким пищащим голосом, как кутёнок.

Стоило ступить на розовые плиты, поросшие со сторонам мхом, и наваждение рассеялось. Они с Виктором не были женаты, они и знакомы особо не были. Стряхивая мутную дымку с каждым шагом, недоверчиво глядя друг на друга, они подошли к дому и, приоткрыв старую проржавевшую дверь, оббитую выцветшей клеёнкой с принтом фиолетовых божьих коробок, вошли внутрь.

Это был обычный одноэтажный дом, намертво застрявший между императорской Россией и первоперестроечным временем. Небольшие комнаты, пыльное зеркало в углу, обычная тишина, запах мокрой извёстки, ощущение лёгкой стылости. Оказавшись в маленьком закрытом помещении, все они потерялись, как оторванные от пуповины.

Таня шагнула вперёд первой и, держа Кира за руку, обошла здание. Оно состояло из подковообразного коридора, полного барахла (знамёна, лыжные палки, непарные лыжи, стопки тетрадей, карандаши, свёрнутые рулоны стенгазет, подшивки журналов и прочий мусор), неуютной, но светлой кухни, маленькой раздевалки и большой средней комнаты с двумя столами и продавленным диваном.

Виктор шёл за ними, спотыкаясь о хлам.

Краем глаза Таня заметила движение – ей показалось, что в углу стояла эдакая мисс Хэвишем Мценского уезда, прямая и невероятно старая женщина в белом пуховом платке, небрежно наброшенном на голову, и в идеально открахмаленном белом фартуке, как у санитарки. Секунду Таня видела её чётко, а потом та пропала, тая на сетчатке, как свет в театре.

Окон было только два; оба выходили из большой комнаты на задний двор, тоже уставленный клетками из прутьев. По заднему двору бродила между клетками тощая курица, качаясь, как при последнем издыхании. Нет, туда им было не нужно.

Они втроём ещё раз обошли весь дом, путаясь о клочки пыли, кружащие по полу, зависая в паутине, оплетающей все доступные углы. Старушка напомнила Тане кого-то – точно, старую женщину из фильма «Бронзовая птица». Это же ощущение уходящей величественности, отстранённости.

Когда они проходили очередной круг по коридору, Кир вскрикнул. Таня обернулась и увидела, что тот зацепился за… Дверную ручку белой обычной двери, мимо которой они уже несколько раз прошли, не замечая.

Таня распахнула дверь и буквально выбросила из дома Кира и Виктора, а потом выпрыгнула сама. Захлопывая дверь, она снова увидела старуху. Та смотрела прямо на неё молча, без выражения.

Быстрым шагом они пошли по обычной лестной тропке, а потом, не сговариваясь, побежали, и так же, запыхавшись, перешли на шаг, увидев недалеко выход из леса. Чем ближе они подходили к пышущему жаром полдню, наполненному звуками и красками, тем более странным казалось им их путешествие, тающее перед глазами, как неприятный сон. Таня и Кир неуверенно переглянулись. Может быть, всего этого и правда не было на самом деле?