Были там и знакомые, с которыми Паша с удовольствием проводил время в других местах и при иных обстоятельствах. Симпатичные молодожёны Игорь и Марина, аспиранты-медики, так были увлечены друг другом, что, тихо беседуя, даже не замечали творящегося вокруг разгула.

Близкий Пашин товарищ Витя Браницкий, стоя у рояля, наигрывал Summertime из «Порги и Бесс». Услышав знакомые голоса, Паша повернулся и увидел своих югославских приятелей – братьев Боги и Бату и их сестру Баяну. Они тепло поздоровались, девушки чмокнулись, а Бата, указав на стол с напитками подбежавшему Нике, объявил:

– Все очень хочет выпить!

Чокнулись, и троица примостилась рядом с Пашей и Наташей.

Не успели Боги и Паша обсудить перспективы лучших баскетбольных команд Европы, Советского Союза и Югославии, как в середине залы материализовался, покачиваясь, Жорик Ревуцкий, подталкивая к роялю молодого паренька, почти мальчишку!

– Не уважаемые никем дамы и господа. Хочу представить на ваш неизысканный вкус талантливого пианиста, победителя конкурса исполнителей имени моего легендарного дедушки. Пианист Владимир Сук!

Вялые аплодисменты прозвучали как пощёчина музыканту. Смутившись и поправляя нелепую бабочку, он направился было к роялю, но тут из дальнего угла неожиданно пробулькал грохочущий смех Царевича:

– Хочу задать молодому дарованию вопрос: а как в связи с тобой называют твою мать?

– Не надо, Валерик, – захлёбываясь от хохота, пытался урезонить разошедшегося Царевича почти трезвый Поручик.

– Ну ладно, неважно, – успокаиваясь, буркнул Царевич. Видимо, всё-таки дошло, какую гадость он ляпнул. Но тут вопрос Царевича наконец дошёл до туповатой казачки, она ойкнула, прыснула и громко объявила:

– Сукина мать!

Кто-то хихикнул. Но потом в помещении наступила гробовая тишина.

По лицу мальчика покатились слёзы, и он, всхлипывая и вытирая рукавом мокрые щёки, попятился к двери.

Паша весь напрягся и стал приподниматься.

– Не смей, – Наташа мёртвой хваткой вцепилась в Пашину руку. – Он тебя посадит.

Пытаясь вырвать руку, Паша процедил:

– Но когда-нибудь надо расквасить это свиное рыло. Гнусный ублюдок.

Быстро сориентировавшись в ситуации, Баяна крепко обняла Пашу, а Бата и Боги загородили собой Пашу от Царевича.

– Нам только международного скандала не хватало, – попытался перевести всё в шутку Бата.

Паша как-то обмяк. Не говоря ни слова, налил себе полный стакан водки, одним махом выпил, не закусывая, и закрыл глаза, пытаясь успокоиться.

– Так-то лучше, – пробасил наблюдавший всю эту сцену Гурам. – А теперь лучший грузинский коньяк будем пить. Нервы успокаивает!

Паша выпил с Гурамом и продолжал пить со всеми подряд: с Шурой, по очереди с Боги и Батой, а потом, наоборот, с Ба-той и Боги, с каким-то невесть откуда взявшимся военным.

Наташа, не вмешиваясь, следила за кондицией. Вдруг резко встала, обняла Пашу за плечи:

– Пойдём. Хотел напиться? – Паша тупо кивнул. – Ну вот и напился. Поехали домой.

Паша снова кивнул и на негнущихся ногах побрёл к лифту…

Платов вздохнул, откладывая карты в сторону. С возрастом он всё лучше понимал, что время относительно. Что такое 30 или даже 40 лет для переживания, однажды затронувшего до глубины души? Ему не нужно было прикладывать усилия, чтобы вспомнить жест, каким Наташа просила сигарету. Или ухмылку Царевича, плохо закончившего, несмотря на все отцовские связи. Когда папа управляет целой республикой, легко потерять голову от вседозволенности.

Зачем делать карьеру, если можно кутить на родительские деньги, числясь в каком-нибудь НИИ? Смысл вкалывать инженером или тренером, когда сладкая жизнь гарантирована и так? И это люди, у которых были все возможности: неглупые, красивые, с лучшим образованием и связями… Большинство бездарно профукало всё полученное на старте, утопив перспективы на дне стакана. Всё-таки сложно не избаловать человека благами, если он на своей шкуре не прочувствовал тяжесть их добычи.