Я сняла сковородку, переложила яичницу на любимую тарелку с синим узором и, убрав с кухни кипу книг и распечаток, уселась за стол. Всё выглядело уютно. Почти идеально. Но вот что идеально – это вкус. Яичница таяла на языке, сыр мягко тянулся, помидоры добавляли сочности. И всё бы хорошо… если бы не телефон.

Он мигнул. Я схватила его, как будто там что-то важное, почти с замиранием. Сообщение от Амелии. Я улыбнулась. Конечно, она не спит. Эта женщина – ураган в теле человека.

Я тут же набрала её. Гудки даже не успели прозвучать полностью – в трубке раздался её голос, тёплый и бодрый, как чашка капучино.

– Белка, ты как всегда вовремя звонишь, – рассмеялась она. – Ты по жизни идёшь с внутренним будильником на мою нервную систему.

Я захихикала, а во рту всё ещё перекатывался сырный кусочек яичницы.

– Доброе утро, Эми.

– Ты готова к сегодняшнему дню? Первая линейка, первый класс… о, Господи, ты будешь стоять у доски, как взрослая тётя!

– Честно? Боюсь. У меня мандраж. Это мой первый настоящий рабочий день. Я не знаю, как они на меня отреагируют. Дети, коллеги… – я прожевала, запив глотком клубничного смузи. – А у вас что нового?

В трубке раздался знакомый шорох – Амелия одновременно говорила и завязывала что-то или кому-то шнурки, судя по характерному фырканью.

– Ой, не спрашивай! Муж не может найти носки, ребёнок хочет идти в садик с динозавром на голове, а я стою в халате с кружкой кофе, будто у меня всё под контролем. В 8 у меня совещание, а я не то что душ – я даже духи не понюхала!

Мы засмеялись. Эта утренняя болтовня, такая простая и настоящая, действовала лучше кофе. Я почувствовала, как уходит часть напряжения. Мир вокруг стал привычнее. Не таким уж и пугающим. Потому что, чёрт побери, пока рядом такие, как Амелия – всё не так уж страшно.

Я поставила пустую тарелку в раковину, подлила ещё немного смузи в стакан, и, подперев подбородок рукой, посмотрела в окно. День начинался медленно. Небо выцветало из ночной темноты в акварельную голубизну, капли росы ещё висели на листьях деревьев, а прохладный ветер трепал занавеску, словно подсказывая: пора выходить в жизнь.

Я встала. Сегодня я – учитель. И даже если голос немного дрожит, а руки пока не знают, куда деваться – в моих глазах горит уверенность. Папина уверенность. Мамино спокойствие. И я сама. Настоящая. Готовая.

Амелия Кварц… Казалось, её имя само по себе светится мягким светом аптечного неона. Работала она фармацевтом в круглосуточной аптеке на углу у парка, той самой, где всегда пахло ментолом, упаковками анальгина и чем-то удивительно детским, как будто мимо проходила память о карамельках и советских витаминах в стеклянных банках. Работа ей нравилась – она вообще из тех людей, кто умеет найти смысл даже в сортировке коробочек. Но если копнуть глубже, её сердце всегда билось под ритм мечты: быть врачом. Не просто терапевтом по вызову и не «галочка в графике приёма с 9 до 17», а настоящим доктором с душой, с руками, которые лечат, и глазами, которые верят. С детства бредила белым халатом и клятвой Гиппократа, мечтала, что будет спасать людей и возвращать им веру в медицину, которую многие давно уже прокляли.

– Ты пойдёшь сегодня на аэробику? – её голос в трубке звучал, как тёплый плед в ненастную погоду. Низкий, мягкий, с той особенной интонацией, в которой всегда пряталось умение успокоить, даже если ты только что плакала над сгоревшими блинами или жизнью.

– Напомни, во сколько она?

– В семь вечера, – ответила она, и я уже слышала, как у неё в фоне кто-то хлопает дверцей холодильника и скандалит из-за потерянной куртки. Утро у неё, как обычно, начиналось с семейной драмы.