– Привет, Николас, – сказала она тихо, но в её голосе было всё: удивление, нежность, осторожность. Её губы – тонкие, чуть поджатые, – вдруг дрогнули, расплылись в той самой родной, мучительно желанной улыбке, которую я не мог забыть ни на одну ночь. – А ты чего здесь, в такое время?

– Я… – вдохнул. – Гулял. Увидел тебя. И… – я осекся. Как сказать? Как признаться? – Захотел поговорить.

Фонарь над нами вспыхивал мягким, почти театральным светом, бросая золотистое сияние на её лицо, подчёркивая идеальные линии скул, нежную бледность кожи, едва заметную вуаль усталости под глазами. Она снова закусила губу. Господи, как же я хотел поцеловать её в этот момент. Не как школьник – как мужчина. Как человек, который изнывал в молчании месяцами.

– А ты чего одна? – спросил я, голос предательски охрип. – Вечер, как-никак. Поздно.

Она пожала плечами, и её пальто чуть скользнуло с плеча, обнажая тонкую линию ключиц.

– Да недалеко мне. Я просто… думала. Хотела пройтись. А если хочешь – проводи.

И в тот момент мир изменился.

Внутри меня, где только что было пусто и серо, вспыхнула звезда. Настоящая. Я почувствовал, как по венам разливается тепло – острое, звенящее, как капля коньяка в промёрзшей крови. Это был мой шанс. Я шёл рядом с ней, не веря, что это происходит. Шаг в шаг. Тишина между нами не глушила – она согревала. Была уютной, как шерстяной плед, как шорох страниц в библиотеке, как дыхание перед поцелуем.

Я не мог оторвать взгляд от её лица. Свет фонарей ловил её волосы, превращая их в пшеничное пламя, а лицо – в картину, написанную лучшими мастерами эпохи Возрождения. Я вдыхал её аромат, лёгкий, как весенний дождь, с нотами ванили и чего-то едва уловимого, женственного, утончённого.

– Николас, – вдруг нарушила она тишину, и моё имя из её уст прозвучало будто молитва. Я поднял глаза. – Так всё же… что ты делал в такой час здесь?

Я остановился. Сделал глубокий вдох.

– Ты не поверишь… – слова будто сами просились наружу, горячие, честные. – Ждал тебя.

Она остановилась, прямо передо мной, и взгляд её изменился. В нём появилась тревога. Тень. Что-то неясное, колючее. Она смотрела на меня долго, слишком долго, и я почувствовал, как земля под ногами начинает колебаться.

– Это всё… очень мило, Николас. – Она сглотнула, и голос её стал строже. – Но… я учительница твоей сестры. Твоя учительница, в конце концов. Если ты там себе что-то надумал, – она сделала шаг назад, – пожалуйста… перестань. Пока не поздно.

Слова упали между нами, как нож.

Я стоял, раздетый до самых мыслей. Грудь жгло, будто в неё вогнали гвоздь. И всё равно я не мог позволить себе просто уйти.

– Я не ребёнок, Белла, – сказал я хрипло. – И ты это знаешь.

Она закусила губу снова, сильнее. Глаза её дрогнули.

– Ты ученик, – шепнула она. – А я – учитель.

– Нет, ты – девушка, в которую я влюбился. Не сиюминутно. Не по глупости. Я знаю, как чувствуется влюблённость – поверхностная, случайная. Но с тобой… – я сделал шаг вперёд, и голос дрогнул. – С тобой всё иначе. Всё по-настоящему.

Её глаза расширились. Она будто не знала, что сказать. Смотрела на меня, как на бездну – и в ней было и желание, и страх. Сердце её билось в груди, я видел это – она дышала быстро, едва заметно сжимала пальцы.

– Николас… – начала она.

– Я не прошу тебя быть со мной. Не прошу нарушать правила, уходить в запрет. Я просто прошу тебя поверить – я уже не тот, кто был месяц назад. Я вырос, Белла. И ты сама помогла мне стать другим. И я всё равно останусь рядом. Сколько бы времени ни прошло.

Она отвела взгляд. На секунду. И снова вернула его ко мне.