Чистильщик Алекс Дроздов

Глава 1

Петровский сидел за столиким бистро всего-то четверть часа. Площадь Тюльпанов, где и располагалось кафе, можно было назвать площадью с большой натяжкой – перекрёсток пяти узеньких улиц, таких характерно грязных для этого района. Уже зажглись фонари, и ждать оставалось недолго. По расчётам Петровского – несколько минут.

Он глянул на часы, висевшие на здании ратуши, и отхлебнул из чашки кофе.

 Часы показывали без семи минут восемь, а его «Ролекс» – без шести.

«Зачистка» – он не любил этого слова. Папа был прижимист, но профи стоил действительно дорого. Очень дорого для такого подонка, как Красавчик Алексис.

– Не хотите ли ещё кофе, синьор? Может, вечернюю газету? – гарсон смахнул салфеткой несуществующую пыль с края стола.

– Нет, спасибо.

Ресторан, в котором всегда ужинал Красавчик, располагался справа от бистро. Его «Мазератти» останавливался прямо у входа, и первыми выходили «гамадрилы», осматривали всё вокруг. Потом вылезал сам Алексис, сильно смахивающий в своём идиотском малиновом костюме на сутенёра средней руки. С такого близкого расстояния Маара не должна промахнуться, тем более с коллиматорным прицелом. Её «Ситроен» стоял на противоположной стороне площади уже полчаса – боком к ресторану. Петровскому оставалось быстро покрошить «гамадрилов» и Маара сможет, наконец, купить свой галантерейный магазинчик, о котором они мечтали.

Он осторожно положил тяжёлый «Аграм» на колени, и в этот момент площадь осветилась фарами подъезжающего «Мазератти»…

***

… Петрович отложил в сторону исписанный лист и не без труда вылез из узкого пространства между старым обшарпанным письменным столом и стулом. В дворницкой было тесно, но как раз этот стол и был предметом его гордости. Старинный, с «пумпочками», он как бы заряжал его чем-то.

Петрович надел куртку, ещё поверх куртки – оранжевую «жилетку», и поднялся по лестнице к выходу.

На улице от яркого снега слепило глаза. Мария уже ждала его.

– Петрович, ты крыса подвальная. Совсем одурел от своей писанины. Пишешь, пишешь, а чего пишешь? Забыл – сегодня зачистка? На, держи вот.

Она всучила ему снеговую лопату. Симпатичная, Мария обслуживала соседний с Петровичем участок из пяти домов, стоящих торцом к площадке ЖЭКа.

– Давай, я начну с той стороны, а ты – отсюдова давай.

…Закончив «зачистку», Петрович присел на лавку и положил лопату на колени. Морозец, градусов в шесть, разрумянил щёки Марии. И телогрейка, и ватные штаны вовсе не портили её изящную фигуру – она смотрела на Петровича, и её глаза смеялись.

Они очистили вдвоём с ней всю площадку, и тротуары не забыли.

Эх! Хорошо!

Обстучав сапоги от снега, он поставил лопату у лестницы и спустился в дворницкую.

Открыл дверь.

В глаза ему ударил свет фар подъезжавшего «Мазерати»…

***

– Знаешь, Микель, я не люблю тебя.

Микель. Как он ненавидел своё имя! Микель, Микеле, Майкл – всё одно. Нужно будет сменить его на Руди. Она не сказала «наверное», она сказала коротко – «не». Она всегда была такой.

Маара стояла у окна в одном свитере и курила. На мгновение комнату осветили вспышки полицейских машин, проносящихся по улице.

Их вой ударил Микелю по ушам, как плеть.

Он достал сигарету из пачки, лежащей на подушке.

Сигарета сломалась.

– Раньше ты говорила другое.

Она отошла от окна и села на край кровати. Кровать у Маары была старинная, железная. Она говорила, что это антик.  Досталось от предков по материнской линии. Такой хлам?

-, Да, говорила. Но сейчас кое-что изменилось.

Микель ощутил острое желание назвать её стервой. А что, собственно, это меняло? Она всегда была ею, это было её нормальное состояние.

Но всё же…

Он вдруг вспомнил её тело. Горячее, упругое, лёгкое. И ещё одна мысль, отчётливая до странности, появилась в голове. Последнее время он ни о чём не думал. Не мог думать ни о ком, кроме неё.

Она заставляла его думать.

Нет, это невозможно. Он не может вот так просто её отпустить. Он не знал причину, и не было необходимости её знать. Плевать он хотел…

Вчера кое-что случилось.

Маара промахнулась.

Как это могло произойти, с такого малого расстояния, Микель не знал. Не знала и сама Маара. Видимо, Алексис что-то уронил, или помешал ветер? Петровский услышал звук её винтовки, увидел вспышку, но Красавчик не упал. Его гориллы в один момент повытаскивали пушки и завертели головами на коротких шеях. Наконец один из них сообразил, откуда стреляли.

Медлить было нельзя.

Машина Маары стояла на месте. Она снова пыталась поймать Красавчика в прицел, но он прикрывался спинами горилл. Они открыли огонь, и Петровский, прямо из кафе, впорол в них весь магазин, без остатка.

В них, в машину, в Алексиса….

Потом наступила тишина.

Один телохранитель лежал неподвижно, второй прятался за капотом «Мозератти». Красавчика нигде не было видно.

Под навесом кафе плавал сизый пороховой дым.

– Петровский, не стреляй! – крикнул Алексис, размахивая платком над головой.

Микель решил выждать, чтобы Алексис высунул голову и Маара смогла его поймать. С минуты на минуту могла нагрянуть полиция – гарсон, скорее всего, сразу позвонил в участок.

– Петровский, ты меня слышишь? Не стреляй, мы договоримся.

Словно в подтверждение своих слов Красавчик толкнул гориллу в спину, тот бросил пушку на мостовую и поднял руки.

Он дал столько же, сколько и папа. Он так и сказал: «Сколько тебе заплатил Бруно?» Микель мог назвать любую сумму, но простачков среди мафии не было. Всё имело свою цену.

Он накинул всего штуку, и Алексис понял это, но не подал виду.

Риск был большой, но куш удвоился, чёрт возьми! В конце концов, ни он, ни Маара не состояли в семье у Бруно.

План был прост.

Красавчик платит ему и Мааре четыреста кусков. Но сначала в газетке, которую он кормит, появится заметка – что вчера, на площади Тюльпанов, застрелен глава семьи Феррано Красавчик Алексис. Всё, как полагается – с фото с места происшествия, некрологом, прощаниями и прочее.

Микель и Маара являются за расчётом к Бруно и делают свою работу.

Остальное делают гориллы Алексиса. Но к этому моменту, как понял про себя Микель, их с Маарой в городе быть уже не должно.

– Ты хочешь, чтобы я уехал прямо сейчас? – спросил он.

Вторая сигарета не сломалась.

– Нет, нет.

Микель вспомнил пошлый английский анекдот про умершую графиню. Как всё паршиво оборачивается. И это именно сейчас, когда эти волнения вовсе не нужны.

Спать уже не хотелось.

Когда это было?

Вечером, когда у него случился приступ, да. Они были короткие, эти приступы, и он привык к ним. Маара поначалу изображала озабоченность, и он чувствовал это, но…

Вчера он выплюнул пару кровавых сгустков. Он ждал этого, но не так скоро.

Новости появились не в дневной, а даже в утренней прессе.

***

Пакостное, гадкое сырое утро застало врасплох. Он принял душ, пока Маара одевалась. Он не мог себя заставить проснуться раньше, чем…

Кофе они выпили в паркинге из автомата. Его чуть не стошнило.

Офис папы располагался на пятом этаже в сером кубическом здании через пять кварталов от квартиры Маары.

Петровский припарковал «Ситроен» перед входом.

– Оставайся в машине.

– Правда? – Маара сидела с открытой пудреницей.

– Ты боишься?

– Кого? – она рывком открыла дверцу и вышла первая.

Другого ответа от неё он не ждал. Зачем было нужно просить её об этом? Кретин. Хотя, она права – будет лучше, если кто-то позаботится о безопасном отходе.

Они поднимались на лифте и договорились, что всё же Микель зайдёт к шефу один, а Маара поторчит в приёмной.

– Ну не станешь же ты спускаться по пожарной лестнице, – это была, вероятно, шутка. Обычно в приёмной находилась только Лиза, а гориллы тусовались этажом ниже. Лифт Маара должна была задержать на пятом, заблокировав его. На всё отводилось секунд пятнадцать с момента получения денег.

…Бруно Романо, шеф агентства по недвижимости, держатель контрольных пакетов трёх текстильных фабрик, владелец кучи мелких забегаловок на главной улице города, сидел за бескрайним столом и раскуривал сигару. На столе валялся тот самый утренний номер «La Mattina Napoli», с фотографиями простреленной машины Красавчика на первой полосе.

– Хорошая работа, малыш, – сказал папа, выпуская клуб дыма. Он был не то, что толст – он был жирный, как слон. Пиджак еле сходился на животе, собираясь поперечными складками от пуговиц к периферии боков.

Микель стоял молча. Напоминать о деталях сделки считалось верхом неприличия.

Ну, давай, давай, жирная свинья, шевелись!

– Ты же знаешь, Микель, я отношусь к тебе, как к сыну. Несмотря на то, что ты не член нашей семьи. Я знал твоего отца, мы были с ним старые добрые друзья.

Сейчас. Сейчас он откроет сейф, и…

– Да, добрые друзья. Работа хорошая, ты слышал. Но это к тебе не относится, малыш. Я сказал о Красавчике, а ты понял, не так ли?

Глаза у Бруно стали узкие, как щелки.

– Ээ, шеф, не совсем понял. О чём вы?

– Я только что разговаривал с ним. Хочешь, вместе наберём его номер? Вы же теперь друзья, да?

План не сработал – это то, что понял Микель. Бруно снюхался с Красавчиком, и когда только успел? Значит, он нашёл дешёвку, которая за полцены через день-два зарежет Алексиса где-нибудь у выхода из ресторана…

Падаль.

Боковая дверь открылась, и в кабинет тихо вошли Акула Дюк и Рыжий Хвост, с «Узи» наизготовку. Акула улыбался, словно только что сорвал банк – он давно хотел посчитаться с Петровским.