«…Скончался не приходя в сознание…»

***

– Писал бы ты лучше про любовь, – Мария томно затянулась сигареткой, и, отставив пальчик, тряхнула пепел в стакан с недопитым чаем.

– Про любовь? Это…Это зачем про любовь-то? А про что там писать?

– Тёмный ты,  Петрович. Про страдания там пишут, всяко-разно. Ну как тебе сказать? Она замужем, а полюбила другого…А другой-то её не любит, потому что он голубой. Она и страдает. Или он полюбил другую, а она уехала. Да мало ли интересного в жизни?

– Это ты интересом в жизни называешь, Маш?

– А как же. Любовь – она самое главное, самое прекрасное. Она миром правит.

Петрович хмыкнул, покрутил ус.

– Чой-то ты не то говоришь. Это вы, бабы, придумали, что любовь миром правит. Миром правят три вещи – жажда власти, деньги и слава. Вот!

Мария снисходительно улыбнулась.

– Вам бы, мужикам, один мордобой. А рожать вы не умеете. И любить-то не умеете, как мы, женщины. А в конце концов всё одно любовь правит миром, я сказала.

– Маш, ну хорошо ты сказала. Ну где ты видела олигарха, который отвалил огромную кучу денег, купил себе депутатское кресло – потому что в депутатку влюбился? Или банкир, к примеру. Полюбил соседку по этажу, ну и решил подарить ей двести миллионов долларов, чтоб она, значит, его тоже полюбила. Или вот писатель знаменитый… Ты думаешь, он про любовь пишет, потому что ему нравится? Он пишет, потому что это вам, дурам, нравится. А ему нравятся деньги, которые вы платите за книжки его.

– Умный ты слишком для дворника, как я погляжу. А что тогда небогатый?

– В самый раз. А богатство нам ни к чему. С ним неприятности одни. Вишь, Миллера этого застрелили, и деньги не помогли. А кому Петрович нужен с его ватником и метлой? То-то и оно. А я тебе так скажу – эти три подруги всегда рядом ходят, всегда друг дружку держатся. Деньги, власть и слава. Как вера, надежда и любовь.  Будет у тебя власть верховная – будет и любовь. Насильно мил будешь окружению своему.

Петрович вытряхнул из стакана бычки, сполоснул его в рукомойнике и налил кипятку из чайника.

– Чай пить будем, любовь моя?

– Шалун, итить, – Машины щёки покраснели, – Буду, буду, наливай.

Аромат чая наполнял дворницкую.

– Сушку дай, – Маша разрумянилась ещё больше.

– Чево там сушку. У меня вот есть, – Петрович вынул из обшарпанного холодильника  бутылку «Pyrat» (Элитный ром, стоимость в розницу около $500 за единицу).

– Ой, красивая какая! Налей, только полстакашка.

– Маш, это ром. Его в чай добавляют. А так его пить плохо. Хуже чеченской катанки.

– Поняла.

Он налил ей немного в чай.

– Духовитый. А всё ж, Петрович, гнилая твоя философия. Вот твой олигарх зачем деньги ворует? Чтобы их на женщин потом тратить. Подарки – шубы, брилики дарит Любови своей. Вот его и кокнул муж такой шикарной девахи. А в газетах пропечатают, что, мол, из-за денег.

– Вон как ты вывернулась, – Петрович отхлебнул ром прямо из горла, пряча улыбку в усы.

***

Они взяли у Алексиса больше миллиона. Получалось по восемьсот с лишним тысяч долларов. Можно было бросать работу и сваливать из этого города. И не можно, а нужно. В эту минуту их разыскивали люди дона Сальваторе, и уж конечно не для партии в покер. Маара свернула с Римского шоссе в сторону моря.

Они бросили «Ситроен» ещё в городе, успев собрать кое-какие вещички из личного, и угнали старый «Фольксваген». Его бросили на выезде и пересели в рейсовый автобус, идущий до Фоджа. Потом свернули к Пескара, вышли и угнали ещё одну машину – «Фиат» с синим верхом.

***

…Уютное кафе нависало над заливом.

Ветер трепал волосы Маары. Казалось, что она была счастлива. Микель смотрел на неё, и всё уходило в прошлое. Жизнь в замызганном квартале, редкие заказы, и… У Маары в уголках глаз стали появляться морщины, в неполные тридцать два года. Дева Мария не сжалилась над ней.