Одним словом, у Люнделла было очень много забот, а его заместитель Альберт Тер-Григорян справлялся далеко не со всеми. Вот и теперь здоровяк был одет в полевой комбинезон и готовился к визиту на поверхность, поэтому не мог уделить Володьке внимания.

– Ты этого бездельника Тер-Григоряна не видел? – осведомился Люнделл.

Владимир отрицательно мотнул головой.

– Ну я ему надаю… ценных указаний, – оскалился Люнделл и проследовал дальше в сторону шлюза.

«Уж что точно не остудит гнева Люнделла, так это предстоящая и непременная прожарка, которая без снаряжения превращается просто в баню, – подумал Володька. – Впрочем, здесь к баньке все привычные, банька – это полезно». В любом случае, судьбе Альберта Гамлетовича он не завидовал.

Володька привычно приложил ладонь к дверному сканеру, раздалось жужжание автоматических дверных замков, и он смог вдохнуть ожидаемый душистый аромат супа.

На внутренних уровнях бункера поддерживалась нормальная атмосферная влажность, предельная сухость была необходима только на уровнях, непосредственно близких к выходам на поверхность и переходным туннелям, в которых была высокая влажность.

Отец рассказывал, что в остальных анклавах максимальная сухость поддерживается во всех секторах, кроме так называемого Правительственного, где обитает правящая элита анклавов. Такая паранойя приводила к тому, что бронхиты и прочие лёгочные заболевания становились повальными. Тут стоило ещё раз похвалить здравомыслие Константина Фёдоровича, которое уберегло общину бункеров от подобной напасти.

Володька прошел на кухню и увидел мать, стоявшую у небольшой электрической универсальной жарочной панели – встроенная бытовая техника, наравне с биометрическими замками, была одним из остатков былой роскоши ВИПа.

Сын чмокнул Ольгу в щёку и принялся расставлять тарелки на столе, в то время как Ольга разливала суп. Из небольшого холодильника тут же появились хлеб и топлёное масло, которое было огромной редкостью. Коз у анклава было немного, молока они давали мало и управляться с ними могли только заражённые. Так и заразился Пашка Захаров – вредная коза пропорола рогом КБЗ. Вот что значит карма: эти костюмы могли с лёгкостью выдержать удар костяного ножа, а тут козий рог пропорол… не подфартило Пашке. Впрочем, он не жаловался и говорил, что всегда мечтал стать фермером.

Пшеницы также выращивалось немного. Хлеб, топлёное масло – получить всё это из хозяйственного блока можно было только по праздникам. Хотя в столовых всё было доступно почти каждую неделю.

Мама заботливо намазывала маслом кусочек хлеба для Володьки; из комнаты на кухню пришел отец. Сегодня он был в домашнем. Генерал Николаев с теплотой посмотрел на сына, затем крепко обнял его:

– Ну что, сынок, вернулся…

Максим сел на табурет рядом с сыном, и Ольга тут же поставила ему полную тарелку супа. Он разломил на четыре части кусок хлеба и одну четвертинку бросил в тарелку, притопив ложкой.

Тем временем Володька принялся за еду.

– Голодный, – понимающе кивнул отец, – в казармах особо не поешь: крем-супы да сухпаи…

Владимир пробурчал что-то неразборчивое.

– Кушай, сынок, – заботливо проговорила Ольга. Она уже уселась за стол, но себе наливать суп не стала.

– Ты к нам ненадолго? – скорее констатировал, чем спросил Максим. – А потом сопровождать эту погань бледную на симпозиум на Соколиной Горе?.. Молчи-молчи, ешь! – прервал Максим объяснения Володьки, – Мне Клён уже всё рассказал. Он ведь этого Ивлева специально туда посылает, тот давно ищет внешних сношений… У Флюгера всё на лице написано, пусть лучше предаст он, чем кто-нибудь другой. Все думают, что Клён не видит, что происходит, а он видит и пока наблюдает.