И покатились его дни в пьяном угаре и хулиганствах. Пока он был трезвый, молчал целый день. Но если был в запое, то вспоминал жене и то, что было, и то, чего не было. Когда у Светки случался выходной, она спешила с утра улизнуть в гости. Постепенно он становился всё более агрессивным и неуправляемым. И тогда она решилась позвонить его старому товарищу, Михалычу. Тот слушал её молча, потом обозлился:

– Ну что, угробила мужика?

В другое время Светка возразила бы, что это он, Милютин, ей жизнь угробил. Ведь никто на свете не знает, как она жила последние два года. Как рыдала по ночам, поэтому и спать стала отдельно. А ведь раньше любила засыпать на груди у любимого, вдыхая вкусный запах мужа. До того случая с человеком на рельсах он мужик был просто огонь, можно сказать, с большой буквы мужик: и внимательный, и заботливый, и работящий. Но вдруг пропало всё, и кончилось её женское счастье.

Муж по-прежнему отправлялся в поездки, она готовила ему чемоданчик и контейнеры с едой. Но что-то очень важное пропало, она перестала ждать его допоздна, он – рвать для неё цветы на перегонах. И когда недавно мужская рука коснулась её сзади, то всё её женское нутро взмолилось: «Не останавливайся!» – так они познакомились с майором.

Она мудро промолчала, и когда на той стороне трубки успокоились, услышала:

– Предупреди его, завтра вечером зайду.

На другой день, ближе к вечеру, Михаил Михалыч Ферапонтов и в самом деле спешил к Милютиным.

Сначала они и семьями дружили, гуляли вместе на праздниках, но их жёны не поладили между собой, и мужчины дружили уже одни. Пару раз даже ездили на рыбалку. Но Николаю это не понравилось – утром рано вставай, комаров корми, червей копай, и всё это из-за рыбы, которой в магазине навалом. Примерно так он высказывал свои впечатления о совместных походах на рыбалку. «В общем, не рыбак, не романтик», – решил тогда про друга Михалыч, но дружить не перестал, правда, встречались теперь реже.

И тут этот звонок милютинской жены. После дня рождения, который Милютин «зажал» и ушёл на пенсию, он появился в депо только раз в бухгалтерии, справку брал о зарплате для оформления пенсии. За грамотой даже не пришёл на торжественное собрание. Её-то и нёс начальник отдела кадров с собой в гости. Слышал Ферапонтов о переменах в жизни Николая, но не верил до поры до времени.

При встрече они обнялись, и Михалыч почуял запах перегара. Пройдя на кухню, он передал грамоту Милютину и, как положено, пожал ему руку.

– Ну, как ты? – спросил он, глядя в глаза Николаю. Тот крутил, вертел грамоту в руках, потом предложил: – Может, по маленькой, отметим?

Поняв, что друг не за этим пришёл, положил грамоту на деревянную хлебницу.

– В рамочку… потом… надо будет, – пояснил он как смог. – Ну ладно, нет, так нет.

Обстановка немного напряглась и, чтобы её разрядить, Ферапонтов начал вспоминать их молодость. Как пришли новые электровозы, как в первых рядах машинистов был он, Милютин, как потеряли они с женой сына, и Колька – первый, кто откликнулся на беду. Да много чего было в их жизни.

Немного помолчав, Михал Михалыч предложил Милютину лечь в ЛТП. Переждав волну протеста, друг продолжил:

– Хочу тебя пригласить инструктором, машинистов обучать. Надо нам, Коля, смену готовить, больше некому. Учить должны лучшие, а ты классный машинист, и класс твой высокий.

Ферапонтов говорил вполне искренне, и Николай поверил и задумался. А тот продолжал:

– Но посёлок наш небольшой, и о твоих… трудностях все знают и начальство знает. И потому с твоей кандидатурой к нему я не сунусь. Но полечишься месяц-другой в лечебно-трудовом профилактории, и порядок. Тогда и я бегом к начальству, – начинал уже верить в легенду Михалыч. – Тем более профилакторий у тебя за углом дома стоит.