– Что за хрень?! – возмутился Славка.

– А-а-а, это хлористый у-укол. Б-больнючий, блин, – прокомментировал Аристарх.

Вскоре их вывели покурить и в туалет. И снова закрыли.

– Да мы не убежим ведь, – удивлялся Славка, – чего они нас запирают?

– Люди разные попадают сюда, бывают и буйные. Вот проснётся такой ночью и начнёт гонять чертей, с больными может перепутать.

– А так ущерб невелик, минимальный, можно сказать, – включился в разговор проснувшийся сосед по палате. – Валера, – представился он и протянул руку.

Обед прошёл мимо Славки. «Не подали заявку, не успели», – оправдывалась, повариха, но хлеб и компот выдала. После обеда он забежал в курилку, где, несмотря на открытую форточку окна с решёткой, висел такой смог, что лампочку под потолком было едва-едва видно.

С обеда соседи не вернулись. Их перевели в общие палаты. Но долго Славка один не был. Появился новый сосед. Славка обрадовался ему. Но новый товарищ не собирался идти на контакт. И на предложение о знакомстве коротко ответил:

– Милютин, – помолчав, добавил, – Николай, – и отвернулся к стене.

«Фу, сволочь недобрая», – сердился некоторое время Славка, пока не привезли буйного. Его привязали ремнями к кровати и поставили капельницу, но он умудрялся ронять её, и медсестра попросила Славку придерживать, пока снотворное не подействует. Буйный что-то мычал. Но что он видел в своей больной голове, известно было только ему и Господу.

На ужине Славка заметил Аристарха и махнул ему рукой, тот показал на свой стол, где одно место было свободно. Поболтав на больничные темы, они перебрались в курилку.

– Ну как проходит лечение? – поинтересовался Славка.

– К-к-как, к-как. Из меня скоро компот прольётся, – балагурил Спотыкач. – Столько д-д-дырок сделали! – Сколько? – поинтересовался Славка.

– Ч-четыре, – гордился Аристарх.

Ночь прошла спокойно. Ночью и в туалет можно чаще, если сестру дозовёшься. Утром он был уже в обычной палате, рядом с кабинетом, на котором висела табличка «Сивый И.И. Психолог».

…В профилакторий Милютин собрался быстро. А что там собирать? Больница, она больница и есть, хоть и называется по-другому. Идти очень не хотелось, и если бы не договор с Михалычем, то ни в жизнь бы не пошёл. Пугал контингент профилактория, тем более, Николай Васильевич считал людей выпивающих слабовольными лентяями и себя к таким не причислял. В профилактории он бывал ежегодно на профкомиссии, и многие врачи были ему знакомы. А тут не на комиссию, а лечиться. Но в тот день знакомые врачи ему не попадались, и он, сидя перед кабинетом главврача, успокоился.

Главврача он узнал, едва вошёл в кабинет, а вот она его нет. Не глядя на вошедшего по её приглашению, она протянула левую руку, не переставая писать что-то в журнал. Милютин догадался и передал документы.

– Лечились раньше? – спросила доктор. – Фамилия знакомая.

– Нет, не лечился, – коротко ответил Николай. – А Ферапонтов вам кто?

– Товарищ… по работе, – ответил он.

– Звонил, переживал. Хороший у вас товарищ, – прокомментировала главврач.

Переписала данные Милютина в новую медицинскую карточку.

– Нона отведи больного, – крикнула она вглубь кабинета медсестре.

И они пошли по длинным коридорам профилактория. Потом его переодели в больничную пижаму, тапочки разрешили оставить свои. Определили сначала в карантин, в шестнадцатую палату. Войдя внутрь, Милютин понял, что его везение кончилось. Там он увидел парня, который просил сигаретку у него на улице в июле. И парня, и день тот Николай запомнил намертво. И то, что он ответил ему тоже что-то грубое, вроде «свои надо иметь». Потом стыдно даже было, и вот где встретились. Но парень его не узнал, и Милютин, представившись новому соседу, отвернулся к стене, будто спать хочет. А на самом деле размышлял о превратности судьбы. Кто бы сказал ему в июле, что он в ЛТП ляжет, причём сам, он, наверное, обхохотался бы. А вот теперь лежит – хохочи, сколько хочешь.