Звук открывающейся двери разбудил меня.

Угадайте, чей образ первым появился в моем, еще не пришедшем в себя, сознании? Любовь – такое чувство, которое в мгновение захватывает всего тебя, подчиняет себе и заставляет действовать исключительно из собственных интересов. Много ли вы знаете примеров, когда влюбленные делали что-то, ориентируясь на нужды предмета своего обожания? Они только говорят, что все готовы отдать, лишь бы сердце их избранника или избранницы наполнилось счастьем. Это сплошь лицемерие. Они спят и видят, как бы это сердце наполнилось счастьем только рядом с ними. Другого им не нужно. А все их ухаживания, подарки и пылкие речи направлены только на достижение этой эгоистичной цели, и никакой другой. Эта зависимость пожирает тебя изнутри адским драконьим пламенем, осушая душу надеждами, которым не суждено сбыться.

Но тогда я был молод и полон уверенности в успехе всех моих начинаний. Я еще не успел понять, что по уши влюблен, и тешил себя иллюзией собственной мужественности, которая преодолеет любые преграды.

Отец снял с себя рабочую форму, заглянул в мою комнату, поздоровался и, сообщив, что ужин через полчаса будет готов, отправился на кухню. Вставать не хотелось. Оковы сна тяжелее стряхнуть с себя вечером, нежели утром. Встав при поддержке заметного напряжения силы воли, я направился к умывальнику. «Мыло», – скомандовал я, и на руку вылилось небольшое количество гелевого очистителя. Я растер его сначала по рукам, затем по лицу. «Вода», – после необходимых приготовлений последовала следующая команда. Завершив гигиенические процедуры, я пошел на кухню к отцу.

– Как дела, Четыре Два? Как первый день в школе после каникул? – с приветливой улыбкой обратился он ко мне.

– Все хорошо, па, у нас сменился директор и пришла новая ученица, из арийцев, – не вдаваясь в подробности, отвечаю.

– Это удивительно, Четыре Два! Знаешь, а нам сегодня представили нового начальника производственного цеха, он тоже из арийцев. Герман Хартманн, так его зовут.

– Сейчас будет еще удивительнее: нашу новую ученицу зовут Лили, и она тоже Хартманн.

– Да, и правда необычное стечение обстоятельств. И как она показала себя? Вероятно, с положительной стороны, как и ее отец?

– Да, милая девушка, – вырывается у меня. – Красивая очень, – краснея, добавляю.

– Что я вижу? Если глаза мне не изменяют, я бы сказал, что она тебе понравилась, – отец весело разулыбался.

– Па, перестань, не говори глупостей.

– Ты не переживай, со всеми это бывало. С твоей мамой я познакомился тоже за школьной партой. Она сидела впереди меня, а я постоянно приставал к ней – то за волосы дерну, то стул ее так растолкаю, что она еле удерживает равновесие. Она постоянно помогала мне с уроками.

Отец заговорил о матери. Впервые после того, как ее не стало. Десять лет уже прошло. В глазах его читалось все то же нежное чувство, на минутку мне показалось, что он не сдержится и заплачет. Что это старика на сантименты потянуло?

– А я и не знал, – отвлеченно замечаю, тихо, чтобы не растревожить рану. – Расскажешь мне как-нибудь?

– Обязательно, сынок, – вздыхает. – Обязательно.

Мы поужинали, выпили чай и разбрелись – каждый в своих воспоминаниях – по комнатам. Я почти уже отдался во власть Морфея, как вдруг небольшая, прикрепленная к стене коробочка, выполнявшая функции электронного домашнего помощника, призывно провибрировала. Я повернулся и увидел изображение конверта в воздухе. Кто мог так поздно отправить сообщение? Я приподнялся на локте и сонно проговорил: «Показать». Изображение моментально растянулось в голубоватый прямоугольник в темно-синей тонкой рамке. Появился текст: «Запрос с персональной электронной страницы Фройлен Хартманн. Вы действительно являетесь одноклассниками? Предупреждение: в случае отрицательного ответа сообщение будет передано в Канцелярию по Делам Общедоступных Массовых Коммуникаций и Технологий для проверки личности».