– Открыть! – скомандовал я электронному мозгу. Последний, задумавшись на секунду, ответил тихим жужжащим звуком начавших работу механизмов.
Не успела дверца издать звук отлипающих присосок, означавший отсоединение вакуумирующего механизма, и слегка приоткрыться, как вдруг кто-то силой вернул ее в изначальное положение. Стекло треснуло, но не рассыпалось. Я обернулся. Прямо за моей спиной оказался Ланцо Копп, сын того самого директора, что покинул нас сегодня. Богатый, спортивный, красивый, он был мечтой каждой девушки из нашей школы. Но его заполучила одна – Восемь Девять Девять Девять (для друзей она была просто Восемь Девять, а за глаза и для всех – «Минус Один», но в лицо ее называли не иначе, как указано выше). Парни же, кроме тех, что были ему друзьями, его побаивались и сторонились. И уж тем более никто не хотел нажить себе врага в лице этого Аполлона. Мне же повезло хранить с ним нейтралитет – наши дома раньше находились по соседству, и мои родители бывали частыми гостями в доме семьи Копп, как и наоборот. Но хоть я и знал Ланцо с ранних лет, друзьями стать у нас не получилось. Мы, скорее, не искали поводов для конфликтов в память о приятных и добрых моментах из детства. Когда его отец оказался по другую сторону Заставы, Ланцо решил закончить обучение в той школе, к которой привык, и только после этого составить компанию по райской, как думалось, жизни первому.
– Четыре Два! Ты вообще сдурел? Я видел, как ты уходил с поля с этой новенькой! – прорычал Копп.
– И я тебя рад видеть, Ланцо! А почему мое знакомство с Лили так тебя тревожит? – спокойно отвечаю, недоумевая о причине озлобленности моего оппонента по диалогу.
– Она оскорбила мою девушку!
Теперь все встало на места. И как же я раньше не догадался, кто стал причиной потасовки?
– А-а, теперь все ясно! Так это Минус Один была той девушкой, которая устроила сегодняшний концерт? Не удивительно.
– Имей уважение к Восемь Девять, не испытывай судьбу, Четыре Два! Добрые отношения наших родителей не помогут тебе, если еще раз встанешь на моем пути!
– Ланцо, успокойся, я не знал, что ты участвовал в этом дерьме. Более того, твоя девушка сама без видимой причины напала на фройлен Хартманн и не дала сказать ни слова в свою защиту!
– Это не твое дело! Не лезь, куда не просят! Разговор окончен! – он резко оттолкнул меня – я отлетел спиной к шкафчику – развернулся и ушел.
От ощущения, знакомого всем, совершившим совсем недавно героический поступок, не осталось и следа. Я не испугался, но было неприятно. Я действительно не знал, что это был Ланцо, просто не успел рассмотреть. Он, в общем-то, неплохой парень, подубавить бы этой напускной надменности – цены бы не было.
Я меланхолично оделся и направился в сторону дома, теперь уже менее горделиво оценивая свой поступок. «И почему всегда должно быть что-то такое, что извратит все радости, произошедшие с тобой? Почему нельзя просто насладиться вполне заслуженной победой? Это что, компенсация – типа, где прибыло, там и убыло?», – в таком духе я рассуждал сам с собой по пути. Не заметив дороги, я подошел к небольшой калитке, которую окаймлял маленький деревянный забор из заостренных к верху плоских досок красного цвета. Сообщив электронному механизму голосовую команду, я прошел сквозь сетчатую металлическую дверцу и оказался в самом дорогом сердцу месте – дома. Слегка пообедав и оказавшись после этого на кушетке, я продолжил прокручивать в голове события сегодняшнего дня. Одна из мыслей никак не выходила у меня из головы, проникая во все остальные сюжеты. Мысль о том, насколько хороша собой эта новенькая фройлен. Вот ее мутузят на футбольном поле; вот я хватаю ее за руку и тащу за собой; вот мы уже на лавочке рядом с оранжереей; а вот и первый раз, когда она захватила мое внимание – стоит в школьной форме перед одноклассниками в центре учебной комнаты, оставляя будто бы специально для меня – так в это хотелось верить – свой чудесный аромат, чтобы он заставил меня вспоминать о его хозяйке, даже находясь на приличном удалении от его источника. Вдруг радостная и благополучная картина резко посерела, небо надо мной заволокли тучи, кто-то с силой схватил меня за шиворот. Я барахтался, как неразумный младенец в беспомощной попытке отбиться от настойчивых ухаживаний очередной тетки. Как я ни пытался выкрутиться, ничего не выходило. Я даже не в силах был обернуться, чтобы рассмотреть нападавшего. Страх перед неизвестностью и неизбежностью охватил меня. Я был беззащитен перед лицом неумолимого будущего. Я всеми силами пытался позвать на помощь, но испуг словно сковал мой язык. У меня не получалось вымолвить ни слова. Пришлось смириться. Я повис, словно нашкодивший котенок в руках гневного хозяина, который тащил меня в сторону школы, покорно ожидая своей участи. Вот мы прошли мимо герра Вальтера, который, отвесив почтительный поклон моему мучителю, кинул на меня осуждающий взгляд. Дальше меня понесли по коридору, где стояло несколько вульгарных девиц из параллельного класса, что-то обсуждающих, громко переговариваясь и смеясь. Они тоже обернулись на нас, весело помахали моему невидимому сопернику, бегло взглянули на меня и, как ни в чем не бывало, отвернулись, продолжив громко беседовать, видимо, на все ту же тему. Вдали показались расплывчатые очертания наших ящиков. Мы направлялись к ним. Это было понятно, ведь дальше – тупик. Неожиданно из ближайшего поворота появилась фигура девушки. Мы подошли ближе – Минус Один. Я так и знал, что это ее проделки. Не могла же она оставить безнаказанным мое поведение. Не говоря ни слова, а только медленно качнув головой, она пошла позади нас. Я уже вижу надтреснутое стекло моего ящика. Мы неустанно приближаемся к нему. Еще шаг – и меня с силой швыряют об стекло, оно осыпается. Я с трудом приподнимаюсь, поднимаю глаза, чтобы рассмотреть владельца руки, без устали тащившей меня все это время, но вместо этого вижу только заслонившую свет от коридорных ламп фигуру Лили, которая, как мне представлялось, бесстрашно встала между мной и инквизиторами, не позволяя последним завершить свое аутодафе. Но они были явно сильнее ее. Я узнал руку, которая нависла над плечом Лили и сжала его. Еще мгновение, и моя маленькая защитница будет отброшена в сторону, а я, вероятно, подвергнусь нестерпимым мукам…