Вот и вся радость, такой небогатый улов.
Видишь, как мне от тебя надо немного
Света в окошке, где ты жив и здоров.
Имя твоё охраняет стеклянный панцирь.
Сердце твоё сокрыто в серебряный куб.
Пусть отдохнут пишущие мои пальцы,
Имя твоё открываю касанием губ.
Эзоп
Умные женщины ищут гарантии,
Глупые женщины строят химеры.
Кто тот судья в бордовой мантии,
Кто осудит любовь и веру?
Птица любви на автопилоте
Летит в никуда на крыльях бодрых.
Аве, влюблённые идиоты!
Где тут пропасть для людей свободных?
«Осень долбит в моё окно…»
Осень долбит в моё окно,
Я смотрю на мученье веток,
Листьев выветренное панно,
Сокращение выси и света.
И мне кажется: в домике я,
За стеклом – ураган-погода!
Дом – не дом. Это трюм корабля,
Уплывающего полным ходом —
В беспросветность!..
«Море повсюду разлитого света …»
Море повсюду разлитого света —
Обжигает глаза. Жар – темноте равный!
Всё идеальное исключает жизнь-движенье.
Всё идеальное – всполохи страсти
И жертв приношенье.
(Не потому ли всё тотальное
Любит картинки монументальные!
Всё людоедское сладкозвучно…)
Несовершенство – имеет надежду,
Скромное – утешает душу,
Дарит блаженное равновесье.
Вот и в тебе я люблю изъяны,
Необразцовость и непохожесть
На идеал. Все твои перегибы,
Пятнышки на душе и коже.
И только сияющие твои губы
Крайне волнуют – они идеальные!
«Бить кулаком по стене …»
Бить кулаком по стене —
Тщетно! Не бей, не плачь!
Все ворота пробиты, мир теней
Аплодирует стоя, проигран матч.
Буйно горела заря – зря,
Кончился свет твой, фейерверк!
По-партизански и втихаря —
Отходи незаметно вверх.
«Мы идём по земле голой, по широкому долу…»
Мы идём по земле голой, по широкому долу,
Молодые и крепкие, словно кремний.
Мы вдвоём в горизонт – к золотому престолу,
Неся в глазах наше будущее время.
Ещё холодно, влажной весны зародыш
Прорастает меж нами – там, где ладонь в ладони.
Ещё не о чем плакать: прошлого не воротишь…
И начало весны, как небо, кажется нам бездонным.
«Ярко на площади горел Воршуд…»
Альберту Разину
Ярко на площади горел Воршуд.
Скажете, выжил из ума старик?
Вынес достойную жизнь на суд,
Пламя души, несгораемый лик!
Рыжебородый жрец Восясь,
Словно внезапный, кошмарный гром,
Инмару в небо своё помолясь,
Жертвенным стал костром.
Осеннее утро
Ах, как отчаянно я не хотела с ним прощаться!
Даже разорванная надежда, как дорогое платье,
Хранилась музейно. А без неё я была – пустой и несчастной,
В её золотые ошмётки я любила зарыться лицом и плакать.
Это вот если бы что-то умерло, а схоронить жалко.
Хочется забальзамировать и оставить навек с собою.
Такою близкой и дерзкой была моя мечта-нахалка,
Равная вертикали неба, смыслу жизни или возвышенному собору.
Листья похужлые за окном склёвывает белый голубь.
Скоро зима, и спасения нет – крах, катастрофа!
Я наблюдаю, как ветер срывает надежды, оставляя дерево голым.
Горькая ясность утра, утрата и сладкий кофе.
«Слетели со шкурки весенние перья…»
Слетели со шкурки весенние перья,
Но я уговариваю соловья:
Останься со мной до зимы, теперь я —
Только с тобою – я.
Свяжи мне из звуков жгуты и петли,
Прокинь своих нот усы.
Оформи мой крик в молодые песни,
И песней меня спаси!
«Нет уже тех паромов…»
Нет уже тех паромов,
Которые сводят.
Нити мои рваные не соединимы.
Я не знаю твоих паролей,
Шифров и кодов.
И зачем они мне —
Что мне делать с ними?
Почернели мои птицы,
Прогорели дрова и угли,
Нежной улиткой по медунице
Я уползаю, иду на убыль.
Яблоня осенняя,
Жалкий осколок зеркальца.
Одно у меня спасение —
Шкатулка твоего сердца.
«Он сочинял для меня тени…»
Он сочинял для меня тени,
Одни лишь тени являлись мне.
И в алом свете моих видений
Была я счастлива, но во сне.
Ступали стопы мои по тропам