Кружится, кружится осенний демон.
Он ранен, поэтому листья в крови.
«Я раздвоенная: лечу небом – плетусь бродом…»
Я раздвоенная: лечу небом – плетусь бродом,
Обрушиваюсь, утопаю и возвышаюсь – вдруг, внезапно.
Одна нога моя в сапоге-скороходе,
Другая – в домашнем тапке.
Рассеченье своё я принимаю мирно, молча,
Так, что можно услышать, как в пустоте тихой
Тревожно сигналит беспомощный колокольчик
На колпаке отчаявшейся шутихи.
Герой
Когда опускается липкая тьма,
И бесы свистят во мраке,
Останься в себе, не сойди с ума,
Не стань ни козлом, ни собакой!
А если к тебе присмотрелся зверь
(На воле они отныне!),
Смотри ему прямо в глаза и верь:
Он душу твою не отнимет!
Взмахнёт он торжественно молотком!..
Но даже голодным и босым —
Храни свою душу, как отчий дом, —
Не бойся, герой, не бойся!
Духом-скалой, победным орлом —
Стой напролом!
Бабочка и репей
Мне от него восторженно и плохо,
Я поживляюсь для медовых песен
Горьким татарником-чертополохом.
Nemo me impune lacessit.
– Никто не тронет меня безнаказанно,
Одна лишь бабочка во мне созреет.
Живая бабочка недосказанная,
Душа, сроднившаяся с репеем.
«В последнем порыве…»
В последнем порыве
Заходится моё сердце.
Смотрите, мой милый,
Какая сегодня осень!
Печальным, остылым
В карету любви не усесться,
Но ветер-насмешник
В ваши края уносит.
Как сладко-надрывно
Хрустят под ногами ветки.
Смотрите, мой милый,
Как я очарована вами.
Промокли глаза…
Ломая грудную клетку,
Заходится сердце
Праздничными шарами.
Элегия
Всего вернее мне моя печаль,
Она не подведёт, она – родная.
И сколько б сердцу праздно ни стучать,
Ни торкаться и ни сиять в лучах —
Моя печаль цветёт, не увядая.
И так привычен этот пресный сок
Душе затронутой – свернувшейся улитке.
Моя печаль умней, чем жизни ток,
И чем случайно вышедший цветок
Твоей улыбки!
«Моя карета превратилась в тыкву…»
Моя карета превратилась в тыкву,
Сошла сияющая пелена.
И кто-то злой с кривой улыбкой тыкнул
В моё сожженное, меня – в меня.
Золой умылась, стала только чище,
Обезоружена, пуста, поражена.
И кто-то добрый мается и ищет,
Как будто только я ему нужна.
Такая бесполезная уже.
«Ну, пошутили – и хватит!..»
Ну, пошутили – и хватит!
Вы размотали мне сердца клубок
В красную нитку бегущих строк.
Острою стекловатой,
Колкостью комика защищены,
Мною – возвышены и прощены!
Вами осмеянная многократно!
Мне не понятна – ваша броня.
Есть чувство юмора и у меня.
С лёгкой руки я прощаю братьев.
Тайны храню…
Пошутили – и хватит?
«Жизнь – приглашение на банкет…»
Жизнь – приглашение на банкет,
за который уже заплатили.
А потом объявили,
Какою была плата.
То брат убил родного брата,
То все вместе кого-то убили.
И нашлись гости такие,
Которые перестали слушать
И отказались такое кушать.
И ушли, твердые в своем слове:
«Нам не нравится вкус и запах крови…»
«Он очень боялся сознаться, что я ему нравлюсь!..»
Он очень боялся сознаться, что я ему нравлюсь!
Он сомневался,
он надеялся найти улучшенный вариант меня:
поновее и с перламутровыми пуговицами.
А я боялась
и совершенно оправданно стыдилась
убеждать его, что он напрасно тратит наше время.
Что я бесподобная. И что он вырвал моё сердце
и таскает в отвороте своих модных узких брюк.
И всякий раз,
когда он шагает по земле,
оно бултыхается и бьётся о запылённую кожу его кроссовок.
«Я тебя поняла: любовь – излученье…»
Я тебя поняла: любовь – излученье,
Сладкий дух и классическое мученье,
Невозможное!.. Из правил исключенье.
Вот и стал ты моей золотой осью,
Чтобы я оставалась летучей и рослой,
Чтобы я обвивалась вокруг вопроса,
(Закрутившегося воронкой ветра),
На который ты сам не найдешь ответа.
«Имя твоё зелёным сияет, моя недотрога!..»
Имя твоё зелёным сияет, моя недотрога!