– За что?! – ору в голос. Валюсь на спину и корчусь, корчусь и ещё раз корчусь. Дую на пальцы. Разминаю кожу, изумляясь, что она не сорвана как кожура с апельсина. Как же туго настоящее осязание отменяет химеру смертельной боли! Да за что, прядь твою?! Кто ты?

Белочка разворачивается и уходит. Она пришла не ко мне. И не за мной. Почему же так жалко?

«Ах ты, гад! Я же тебя найду, ты слышишь? Я тебя урою! Откуда у тебя мой образ?! Кто тебя подослал?!»

Наивные, колючие мысли. Как младенец, бьющий по рукам матери с усилием робкого массажиста. «Не хочу на процедуры! Хочу в кроватку!» Визг ещё рвётся в бой, но последние мышцы расслабляются и тонут в ноющей боли, словно плыл всю ночь. В кислоте. Проще заснуть прямо здесь, замёрзнуть, зато никогда больше не выходить за стены уютного маленького кабинета. Может быть, даже будут заморозки. Впрочем, слезы по щекам ещё вполне горячие. Глаза жмурятся, и весь я тоже сожмуриваюсь до объёма щёлки между век. Здесь тепло, в щёлке. Здесь целый мир. Здесь пустыня, пальмы и уютный слабый ветерок. Здесь суровые люди, не привыкшие сдаваться ни СРаМу, ни ГЭ, ни волосатым одминам, какие бы комнаты те ни сулили. Две обворожительные сестры замедляют танец живота и бросаются ко мне. Они падают на колени и обнимают мою голову, жмурясь от слёз, лаская, стирая кровь и осколки черепа. Они просят прощения. А я даже не могу убедить их, что они не виноваты ни в чём. Боги не виноваты в засухе. Да и люди не всегда.

– Славик! Ау!

– Яна?

– Привет!

– Ты меня напугала.

– Извини. Я думала, ты не занят.

– Да нет, я просто… задумался. А ты откуда? В смысле… ты же вроде уезжала с концами?

– Да. Я на пару дней заехала. У нас дом несжимаемый, и… в общем, надо уладить. Ну и просто отдохнуть, развеяться, пока семинары не начались.

– У вас не начались? Ха! А нас уже дерут как этих…

– Везёт вам.

Ну конечно. Яна. Единственная одноклассница, которую не поднялась рука затащить на дерево, сбросить и поймать на лету. Почти не изменилась. Отпечаток лучшей ученицы на челе и прихожей. Нет, Ян, ничего списать не надо, теперь уж точно. И нигде меня не заблокировали; по учёбе; сверх имеющегося.

– Как сам? – спрашивает она.

– Нормально. Жив, цел, устойчив. А ты?

– Тоже неплохо. Что нового? У тебя же день рождения скоро?

– Угадала.

– Когда? Завтра?

– Ты ещё и дату помнишь? Ну, Ян, тебе памятник надо ставить!

– Ну что ты…

– Серьёзно! Хотя чему я удивляюсь? Со стороны оно всегда всё помнится. Любое бедствие. Не то что из… эпицентра.

– Понятно. Как всегда, весело будет?

– Да-а! Безудержное веселье! Ноосфера вздрыжнет. Может быть, даже рухнет. Но ты не бойся, я одминов приглашу. Будут бородами крутить и пузами дрыгать, бым-бым.

– Сколько тебе будет, шестнадцать?

– Ага, всё, старость не радость.

– Не прибедняйся. Ты хорошо выглядишь. В плечах прямо вырос. И причёска тебе идёт.

– Ага!

– Только спать надо лучше.

– Да я и так вроде…

– Не похоже. Сонно выглядишь. Всё гуляешь по ночам?

– Ничего я не гуляю. С кем гулять? И за какими плюшками?

– Ну, я слышала, у вас тут нескучно.

– Да-а, нескучно. Можно утопиться, можно с дерева упасть, а можно гор… э-эм, горючее из гущи в шараге наделать. И сгореть. Хы-хы. Ян, у нас лакуна, у нас скука того… Орден прописал! В целях профилактики Щепи головного мозга.

– У нас, между прочим, тоже лакуна, так что не рассказывай. На самом деле появление лакун напрямую не связано с какой-то враждой или страданиями в те века.

– А с чем тогда?

– Ну, как тебе сказать?

– Скажи прямо: дебил, мяти мало, не поймёшь.

– Ну, не совсем так… но ты меня понял. А насчёт вражды, у нас тоже этим грешат. Помнишь Южную Щепь? Так вот, это у нас.