Трущобы казались бесконечными, прошло не менее сорока минут, прежде чем Маран остановился у крохотного домишки с единственным зашторенным окошком и низенькой дверью.

– Подожди меня здесь.

Он открыл калитку, вошел во двор, стучал долго и терпеливо до тех пор, пока дверь не приоткрылась, переговорил с кем-то через порог и вернулся.

– Его нет дома. Пошли дальше.

Перед следующим, совсем уже развалившимся строением, которое и в лучшие свои времена, видимо, больше смахивало на сарай, он замедлил шаги.

– Смотри, Дан. В этом дворце родился и вырос тот самый Маран, которого некоторые вполголоса называют всесильным.

– Называют? А как с этим дело обстоит в действительности? – спросил Дан в упор.

– С чем? С всесилием? Увы! – Маран улыбнулся, что случалось нечасто, улыбка у него была совершенно неотразимая, открытая, даже доверчивая. – К сожалению, тут больше видимости, нежели истины.

– А ты хотел бы быть всесильным?

– А ты – нет?

– Не знаю. Наверно, нет.

– Интересно. Я подметил, что могущество страшит людей не меньше, чем ответственность.

– Меня не страшит ответственность, – возмутился Дан.

– А меня – ни то, ни другое.

Они еще долго кружили по городу, Маран сворачивал во всякие закоулки, стучался в двери, в окна, спускался в подвалы. Уже темнело, когда они углубились в район развалин. В глубине парка неясно светился огонек. Подойдя поближе, Дан понял, что перед ними одна из уцелевших служб дворца. Маран подтвердил его догадку.

– Здесь были дворцовые кладовые, – сообщил он, спускаясь по довольно широкому каменному пандусу к большой железной двери, – а теперь тут приют для любителей тийну… и не только тийну… для любителей острых ощущений от опасных разговоров… а может, и не только разговоров…

В большом уходящем вдаль подвале был полумрак. Горели огонь в камине и редкие лампочки под красными абажурами. Багровые отсветы на стенах и лицах напомнили Дану то ли сцену из фильма, то ли старую картину. За почти невидимыми в темноте столиками сидели люди, в основном, мужчины. Сидели и молчали, тишину нарушало только потрескивание поленьев в камине. Обещанными разговорами и не пахло, либо они прекратились при их появлении. Маран подошел к стойке, поманил бармена.

– Эй, приятель, я ищу Дора.

Бармен окинул его настороженным взглядом, поколебался, потом неохотно позвал:

– Дор! Слышишь, Дор, тебя…

Через минуту из полумрака возникла могучая фигура.

– Кому я понадобился? Маран?! Ну ты даешь! Явиться сюда, одному…

– Вдвоем.

– Ну вдвоем… – он словно только заметил Дана, посмотрел на него, холодно кивнул.

– Что тебе нужно, Маран? – На пьяного он похож не был, в этот подвал он определенно пришел не за тийну. – Что тебе нужно?

– Есть разговор. Пойдем, посидим.

Не дожидаясь ответа, Маран направился в ту сторону, откуда появился Дор. Тот неохотно последовал за ним. Подойдя, Дан понял причину его замешательства. За столиком, нервно крутя в пальцах маленькую удлиненную ложечку для крема – обычного бакнианского десерта, сидел Поэт. Он был не менее трезв, чем Дор.

– Присаживайтесь, – сказал он вместо приветствия. – Дор, организуй еще пару чашек.

Дан молча сел на стул, пододвинутый Поэтом, отхлебнул из чашки, поставленной перед ним барменом. В чашке оказался сок карны. Вот как? Та же мысль возникла, видимо, у Марана, пригубив напиток, он заметил:

– Ты перешел на карну, Поэт? Что это с тобой? – в его внешне спокойном голосе Дан уловил скрытое напряжение.

– Не все же пьяным ходить, когда-то надо и протрезветь, – неохотно ответил Поэт. Против обыкновения, он был явно нерасположен к разговорам.

Наступила долгая пауза. Дан ревниво рассматривал неправильное лицо Поэта, коротко подстриженные светлые волосы, почти не прикрывавшие непомерно высокий лоб, худые руки с вздувшимися венами на кистях… Он был таким обыкновенным, что в нем могла найти Ника? Дан мысленно представил себя – несомненно привлекательного, под два метра ростом, длинноногого, с идеально развитой мускулатурой…