– Ты, что хмыкаешь-то, Пётр. Али недоволен чем? – спросил Филимонова сидящий рядом с ним за столом агент Ларионов.

– Да так, вспомнил дело об убийстве бандитов Новосёлова и Худяшова, – махнув рукой, ответил Филимонов.

– Грохнули их и поделом. Что о них вспоминать-то?

– Не их вспомнил, Никита Григорьевич, а их убийцу. Суд и тот постановил, что их убийца Мокрушин ни чем не лучше убитых им бандитов, и признал его виновным в умышленном убийстве.

– Громкое дело было. Помню, суд спрашивал Мокрушина, зачем, мол, убил и так жестоко? Ответил, что убил бандитов. А суд ему в ответ, они друзья же ваши были. А он суду, были, а потом одумался и решил свершить с ними правосудие.

– Правосудие, – вновь хмыкнул Пётр. – Судья выискался. Присутствовал я на том суде. Вот наш суд народный – рабоче-крестьянский ему и указал, кто имеет право судить, а кто неукоснительно исполнять наши революционные законы. Помню, спросили Мокрушина, почему не сообщил об убийстве властям. Выворачивался, выворачивался, да так и не вывернулся. Сказал, что приезжал в волость, только председателя не застал. А в волости его никто и не видел. Никто не мог подтвердить, что приезжал в Хмелевск. Суд и доказал, что убил он Новосёлова Тимофея и Павла Худякова из корысти. При убитых были две лошади, две трёхлинейные винтовки, шашки, бомбы, наган с семью патронами, разные документы, штемпеля и одёжа крепкая.

– Забудь об этом, Пётр. Праздник сегодня великий, давай выпьем, – наливая в рюмки водку, – предложил Ларионов, – а потом покажешь мне свои часы.

Выпили.

– Да-а-а! Знатный подарок. Заслужил… заслужил, – с завистью проговорил Ларионов. – Поздравляю!

– Первые мне… – Пётр осёкся, вспомнив, что первые часы получил в подарок от зятя – Леонида Парфёнова. А о том, что такой человек в его жизни был никто не должен знать, – подарила мать, когда на фронт уходил. До сих пор при мне. Как талисман. – Вынув из кармана простые металлические часы с крышкой, Филимонов показал их Никите Григорьевичу.

– Видел, – ответил Ларионов. – Ты часто доставал их из кармана, когда ехали на задержание Зыкова.

– Тот ещё хитрец был, только, сколько верёвочке не виться, а конец у неё есть. Так и с ним. Два года ничего не было слышно о нём, а в начале года хоп, – Пётр ударил в ладоши, – и объявился.

– А какой пройдоха был. Почти год водил за нос всю барнаульскую заготконтору. Фиктивные документы, миллиардные растраты, недопоставки и перепродажи с завышением цен в полтора раза. А как почуял, что амба ему, тут же, как в воду канул.

– Всё-таки есть честные граждане у нас в городе. Доложили о нём. Только вот прибыли мы в его дом, а его и след простыл. Домашние, как воды в рот набрали, а ведь знали куда ушёл. Знали, что в Ново-Николаевск намеревался уехать.

– Ты, помнится, Никита Григорьевич, и предположил, что на вокзале он может быть. А потом и из отдела пришёл вестовой и сказал, что видели его там. Сотрудники железнодорожной милиции пытались задержать преступника, но тот оказал вооружённое сопротивление, в результате которого и был убит.

– А помнишь, как мы всем отделом ехали на задержание, хоронившейся на горе, банды рецидивиста Мазуркина.

– И место выбрал, кто бы мог подумать, рядом с тюремным замком. Только не скумекал, дуролом, что бежать оттуда, в случае облавы на него, практически некуда. Либо вверх по косогору и прямо в наши руки, либо по открытому скату мимо тюрьмы, а там его тёпленького взять раз плюнуть.

– Что и случилось, – улыбнулся Ларионов. – Правда, и нам погоняться за ним пришлось. Хитрый бес. Откололся от своей банды и по лощинке вышел к Оби, а там ивняк и среди него естественные пещеры в обрывистом берегу. В какую нырнул, поди разбери.