Вчера я печатала фотки, он опять пришел.

18.08. Он все время стал проводить с Тасей1. Мне потом показали душевный уголок на элеваторе для интимных дел. Оказывается, был такой: с кроватью, все, как положено. При этом, когда мы уже возвращались в Уфу, Тася нежно клала голову на плечо своему жениху. У меня не укладывалось в голове – эти дела с Сережкой на той кровати, и чистый взгляд на жениха. Может, так и надо жить?

31.08. Дома меня встретил полный ящик писем. Пишет Ута: «Мы посетили Загорск. Крепость красивая. Здесь я много кушала мороженое. Это очень вкусно. Еще хотела сказать, что мне очень понравилась Уфа. Я купила пластинку Зыкиной. Когда ты приедешь ко мне в гости, ты можешь ее слушать. Да? В Мавзолей Ленина мы не попали: было очень много народу»…

Рольф прислал аж три письма: «Наша поездка в Уфу была печальной. Ни у кого не было желания ни петь, ни разговаривать. Наши мысли были о вас. Я не забуду это пребывание в Башкирии и тебя тоже. К сожалению, мы с тобой познакомились ближе только на последнем вечере, хотя ты мне нравилась с первых дней. Но я убежден, что мы с тобой еще встретимся. В наших печальных взглядах не было удивления, когда в Москве шел дождь и наш вылет задержался на три часа. Я хотел бы еще так много сказать тебе, но у меня нет слов. Чувства лучше всего выразить в песнях, но я думаю, ты поймешь меня. То время, когда мы спорили о работе, это было великолепное время. Твою чудесную песню „Я люблю эту землю“ я никогда не забуду и певицу тоже. Надеюсь еще услышать тебя. В то время когда студенты будут свободны до 10 сентября, я уже 25 августа должен приступить к службе. Предмет политэкономии ожидает меня. Я должен окончить трехлетний курс, чтобы самому обучать студентов».

Любимая АИ прислала письмо: «Поздравляю тебя, моя дорогая учительница! Верю, ты будешь хорошим педагогом. Высылаю тебе кое-что. Старый материал, но он может пригодиться при подготовке к урокам. Ты пиши, что тебе нужно. В московских магазинах буду внимательна к новинкам. Верю в тебя, обнимаю. Твоя Анна Ивановна Маканина».

Сдавала Сынковской английский. После того, как я ей проспикала (от «speak») уроки, она вдруг заявила, что я должна была подготовить с 45 по 76. Зачет не приняла. Меня возмутило ее сознательное вранье. Мало того, она, влетев на всех парах на занятие, вдруг начала призывать группу пойти в деканат и потребовать снять мой портрет с Доски Почета и что-то еще оскорбительное. Я ничего не поняла: с чего вдруг. Впрочем, мне дали понять, что в группе есть стукачка, даже фамилию назвали. Мы давно были недовольны весьма вольными темами, которые педагог развивала на занятиях, и я вставляла свое слово в общее возмущение. Я пошла к завкафедрой иняза и, ничего не объясняя, просто попросила перевести в другую подгруппу. Зачем собачиться, когда можно разойтись, как в море корабли? Я так и не пошла на уроки к Сынковской. Меня вызвал декан Порман, долго допытывался, о чем она распространяется на семинарах. Не могу же я мужчине рассказывать некоторые вещи. Он, оказывается, опрашивал еще несколько девчонок из группы. Они подтвердили, что англичанка по сорок минут говорит о том, как правильно мыться в бане, что на юге ее принимали за девушку, о гигиене на пляже, тому подобное. И только пять минут отводила собственно английскому (вообще-то методика преподавания у нее в принципе неплохая). Мне разрешили перейти в другую подгруппу. Там молодая педагог встретила меня с неудовольствием. Но потом поняла, видимо, что я человек спокойный. Я нормально занимаюсь.