В тот же момент Макс отразил несколько напористых атак и изловчился проскользнуть за спину соперника.

– Он делает успехи, – маскируя насмешку удивлением, согласился Рейн. – Это на него не похоже. Здесь действительно что-то не вяжется.

Тинджол лёгким движением руки, с которой соскользнул широкий рукав монашеской одежды, оголяя плотный слой татуировок, пригласил его приступить к тренировке.

– Пойдём.

Занимая свободный участок на плацу, Рейн всё-таки спросил:

– Что это была за чушь про демонов?

– Не думаю, что дело в демонах. Твой брат изменился, когда лишился крыльев. И не стоит воспринимать слова старейшины Ясуо буквально. Он стар. Его разум сгущает краски, – ответил Тинджол, если можно было так выразиться, потому что рта он не открывал с самого первого дня их занятий. – Начнём тренировку.

Рейн выбрал Тинджола, закрыв глаза на его поднебесные расценки, потому что тот родился в стенах храма и к тридцати годам прошёл обучение у всех учителей в братстве, но главное – он был настолько силён, что Рейн не знал никого среди магов, кто мог бы ему противостоять.

Тинджол учил его обращать своё сознание к нематериальному, превращая разум в нечто неуловимое, как воздух, и крепкое, как опоры мира. Пока голова была не отуманена течением дня, они занимались сознанием. Наступал вечер – тренировали тело. Рейн не изучал боевые техники. Магическая практика, по мнению Тинджола, была важнее, и с каждым днём они всё больше внимания уделяли именно ей.

– Если ты знаешь своего противника – это сведения. Если ты познал себя – это знание. – Вступив в схватку, Рейн слушал Тинджола, позволяя ему говорить внутри себя. — Если ты победил другого – это способность сделать усилие. Если победил себя – это владение силой. Для духа не существует страшного противника, кроме тебя самого.

Буро-свинцовая магия Тинджола тремя потоками возникла в воздухе, и Рейн прижался к земле.

– Твоё тело научилось делать больше, чем ты считаешь, ещё до того, как ты переступил порог нашего храма. Почему столько времени потрачено впустую?

– Тин, ковыряться в чужой голове без разрешения невежливо, – ответил он, когда снова оказался на ногах.

– Я лишь слушаю твои громкие мысли. – Улыбка появилась на каменном лице учителя так незаметно, словно была там и до этого.

– Тогда ты знаешь, что я сидел.

– Пять лет без капли магии сделали твоё тело мощным, но ярость абсолютно отупила дух, – произнёс учитель, сближаясь с ним. — И ты продолжаешь его травить контролем сознания.

Тин провёл серию быстрых ударов, которые Рейн встретил защитой, а потом хлёсткий всплеск бурой магии чуть не сбил его с ног. За первым выстрелил ещё один.

– Полегче, – откликнулся Рейн, почувствовав, как нагрелся его доспех.

– Мир и покой внутри – основа всего. Дух должен быть чист и должен доверять телу, только тогда оно покажет, на что способно. После твоего освобождения прошло достаточно времени, и ты продолжаешь тратить его впустую.

– Всё просто, когда ты родился при храме и тебя с первых дней, как созрела магия, окружают учителя контроля сознания и боевых искусств, – со злостью прохрипел Рейн. – Чему бы ты научился, если бы всё, что занимало твою отупевшую голову, – это желание не сдохнуть?

– Злость разрушительна. Сильного внутри наполняет мир. Ты пришёл, чтобы учиться. Учись. Я лишь говорю, что твой потенциал куда больше, чем ты считаешь, а твоя ярость медленно разрушает его.

Буро-свинцовая энергия чудовищным вихрем откинула Рейна к краю плаца. Скованный контролем, он оказался на спине и не мог пошевелиться. Доспех начал сбоить. Тин подлетел, прижал его к плитам и стал захватывать сознание.