– Но водичка прозрачная, как самогон двойной перегонки, – рассмеялся Вадик.

– И песочек мягкий, чистый, вы такого не найдёте у себя в Ростовах, – нахваливал Лёшка, – тенёк даже есть, клянусь своей треуголкой!

– Ну, если тенёк, – хмыкнула Алинка, – тогда другое дело. Помчали давай. Тоже мне барон Мюнхгаузен нашёлся!

И помчали. Никогда, мне казалось, я ещё не видела неба, такого ясного, яркого, как поле васильков; таких листьев нежных, сочных, ещё не опалённых южным зноем и оттого сияющих юной зеленью, дрожащих от шёпота ветра; не ощущала такого солнца, ослепительно белого, но с ласковыми лучами. Банты улетели. Причёски растрепались, юбки помялись. Но ни я, ни Алинка не расстроились: ведь, когда мотоциклы остановились на пригорке, и Лёха гордо произнёс: «Смотрите! Ну, что я говорил?», широким жестом обвёл кругом, восхищённо ахнули. Перед нами карьер – вода, что твой сапфир в золотой оправе, из песка. Я стояла на крутом обрыве, счастливая, словно исследователь вулканов, который добрался до заветного кратера. И одинокая, будто пылинка, что медленно кружила и падала, падала в пропасть огромного, безжалостного мира.

«25 мая 23-00.

Лёшка не врал, Дневник. Изумительно! Когда мы спустились к карьеру, дух захватило. Можешь себе представить, синеву над собой и под ногами? Только над головой она дышит покоем, а внизу темнеет холодной угрозой. Когда чувствуешь ласковую ладонь на волосах и озноб одновременно, аж зубы сводит, потому что коснулся воды ступнями, как будто в горный родник вошёл. Это он, карьер. И на Земле можно найти космос!

А ещё с нами ездил Вадик. Спросил, почему я не приезжала на майские в Донской, не отмечала праздники там? Намекал, что кое-кто присутствовал. По фигу. Хочу забыть навсегда, хочу…».

Вычеркнуть! Вычеркнуть тебя из жизни. И, если встречу когда-нибудь случайно, то пройду мимо, не волнуйся:

Июнь встретил ласково, словно отец дочку: сел на корточки и распахнул объятия. И бежишь к нему на встречу – сердчишко, что зайчонок тарабанит лапками по барабану; помнишь, что строг – экзамены, нелюбовь, но бежишь – душа пищит от радости. Вот, он какой июнь!

«4 июня.

Сдала, ура! Даже эту дурацкую информатику. Пацаны ржут – на счётах чего б не сдать. На отсталые ЭВМ намекают. Но, между прочим, в других школах и таких нет. А перед экзаменами мы писали сами на себя характеристики, в новую школу. Макарыч наш решил применить новаторский подход в педагогике, посмотреть, такие ли мы честные и принципиальные, дети перестройки, как ставим себя на классном часе. Да пожалуйста! Взяла и написала правду. Что дисциплина хромает на все четыре ноги, что учусь ниже своих способностей, что в общественной жизни ни класса, ни школы, участие не принимаю. И всё в таком духе. Сдала. Ругала себя на все корки, душа набитая – ну кто с такой характеристикой возьмёт? Но вчера отдали аттестат, табель за 10-й класс, и писанину, думала, мою – нет, учителя. Там – всё с точностью до наоборот. Можно не волноваться – теперь возьмут. Осенью я буду учиться в школе при РИИЖТе. А как-то стыдно стало. Почему? Не пойму.

Приехал брат с женой из Первомайска на днях. Она, Машка, всё никак не могла мне простить то, что я не послушалась их, не пошла в технарь. Узнала о новости – успокоилась наконец-то. Они притаранили с Украины вещичек, я довольная, как стадо слонов! Перепало две кофточки велюровые, джинсы вельветовые и колготок пару штук. Одни обычные, а одни – вот, уматы – красные! А куда я в них пойду? Правильно, на концерт «Кино». К нам Цой приезжает, сам Цой!!! Лёшка достал билеты на нашу гоп-компанию, и с девочек денег не взял. А ведь заплатил по червонцу у перекупов. Но я так рада, так рада! Услышу, увижу Виктора вживую! Я даже махнула рукой на то, что Олег, брат Лёхи, с которым меня стасануть Алинка хотела, идёт, а мне жуть как перед ним стрёмно появляться после пьяных выходок на 9 мая. Олегов таких много, а Цой – один».