– Здравствуйте, – проронила я, кашлянув. – Я Максимова Александра Сергеевна. Вы мне звонили.

– Да-да, садитесь, пожалуйста. – Он приподнялся и даже улыбнулся мне, в общем, старался быть вежливым.

Я устроилась на видавшем виды стуле и стала тревожно смотреть на Николая Петровича, потом решилась спросить:

– Что случилось?

– Видите ли, – со вздохом сказал он, – в лесополосе на двадцатом километре объездной дороги обнаружен труп мужчины 25–30 лет. Никаких документов при нем не было, но в кармане пиджака лежал кусочек бумаги, скатанный в шарик, на нем ваш телефон. Не могли бы вы взглянуть…

– На покойника? – растерялась я.

– В общем, да, – невесело улыбнулся Николай Петрович.

– А… а это обязательно?

Он вздохнул:

– Я вас понимаю. Но, возможно, это ваш близкий друг или родственник. Вы ведь не хотите, чтобы…

Я не могла сказать, чего я хочу, но смотреть на труп у меня точно желания не было. «Могут они меня заставить? – с тоской подумала я. – А вдруг по закону я обязана это сделать… О Господи!»

– Хорошо, – промямлила я и с надеждой добавила: – А у вас нет его фотографии?

– Нам надо установить личность убитого, – словно извиняясь, сказал Николай Петрович, а я испугалась:

– Убитого?

– Да, – слегка удивился он, – здоровый, молодой мужчина вот так просто ни с того ни с сего не умирает.

Николай Петрович поднялся, и мы вместе покинули кабинет.

– Здесь недалеко, – заверил он, направляясь к машине, а я стала лихорадочно перебирать в уме всех молодых мужчин, у которых мог быть мой телефон. Все близкие мне люди вчера вечером точно были живы, я виделась с ними у Кости, на импровизированном творческом вечере, как любил он называть наши посиделки. Номер моего телефона мог быть у антенщика, которого я просила прийти на днях, у слесаря нашего кооператива, который уже неделю обещал заменить кран в ванной, у мастера, обивавшего мне входную дверь, и еще у огромного количества совершенно незнакомых мне людей. И все-таки я очень боялась.

Место, куда мы явились, само по себе к веселью не располагало, а на меня и вовсе подействовало угнетающе. Мне захотелось побыстрее выполнить свой гражданский долг и сбежать отсюда. Наша прогулка и Николаю Петровичу удовольствия не доставила, он хмурился и молчал. Навстречу нам вышла женщина, поздоровалась, и они пару минут о чем-то тихо поговорили, женщина скрылась за дверью, потом появилась и пригласила войти меня. С сильно бьющимся сердцем я толкнула дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен», стараясь смотреть куда-то вверх и при этом ни на что не натолкнуться.

– Взгляните, – сказала женщина.

Я взглянула и едва не вскрикнула: передо мной был Андрей. Сделала шаг в сторону, слабо простонала и подумала, что не мешало бы мне присесть.

– Вот сюда, пожалуйста, – торопливо предложила мне женщина и вывела меня в коридор.

– Вы его знаете? – спросил Николай Петрович. Особого интереса в его голосе вроде бы не слышалось. Я кивнула.

– Да. Это Андрей Суворин.

– Хотите, выйдем на улицу? – чуть помедлив, предложил Степаненко.

– Да… пожалуйста, если можно.

На улице мне стало легче. Я немного посидела на скамейке и вроде бы смогла прийти в себя.

В тот день мне пришлось ответить на множество вопросов, Николай Петрович оказался человеком дотошным и, как видно, никуда не спешащим.

– Когда вы видели Суворина в последний раз? – задал он обычный для всех детективных фильмов вопрос. Я стала высчитывать, в какой день Андрей вернул мне деньги.

– Три дня назад. В кафе на Литейной в старом городе. Мы по телефону договорились встретиться, я приехала, он уже ждал меня. Вечером я заезжала к нему домой, но не застала. Больше мы не виделись.