– Женечка, – протрусила мимо Варфоломеевна, слегка притормозив у её стола, – переделай приказ не на день мелиоратора, а на день воспитателя – шефулечка передумал. И подготовь ещё один об отмене того, что был об отмене предыдущего…

* * *

Григорий Марамыжиков мечтал о головокружительной карьере. Поэтому его жизненный план был расписан поэтапно. Он всегда знал чего хочет, умел добиваться своих целей и питал глубокую внутреннюю убеждённость, что никакая цена не может быть слишком высока для обеспечения его устремлений.

Следователь Володарьевского РОВД никогда не сомневался. Ни в чём – ни в бесконечности вселенной, ни в виновности своих подследственных. Потому что бесплодная тухлая рефлексия – это безусловный тормоз жизненных планов, особенно, если планы эти сверкающи и бескомпромиссны.

Сейчас его жизненный план диктовал завязывать с райотделом, поскольку три года наработки практики после следственной школы, считал следователь Марамыжиков, вполне достаточно для дальнейшего продвижения в область. Очков на репутацию он приобрёл – пахал, как конь. Раскрываемость обеспечил такую, что этим провинциальным сонным мухам и не снилось. Довольно приседал перед начальством и назойливо лез ему в глаза, пока надутые областные полковники не снизошли всемилостивейше заметить. А, заметив, обласкать натужной похвалой и почетной грамотой ко Дню милиции.

– Мне этот сонный Володарьевск, все эти тёти мани, дяди пети его, вся эта местечковость – в печёнках уже сидит, – посетовал как-то Гришка приятелю по следственной школе за бутылкой пива. Вообще-то он не был склонен к откровенничаниям. Но приятель жил в другом городе, и Марамыжиков позволил себе расслабиться. А в Володарьевске молодой карьерист ни с кем не приятельствовал. На всякий случай. – Но, блин, ни связей, ни денег – как пробиться…

– Нормально, – хлопнул его по плечу захмелевший собеседник, – нормально пробьёшься, без связей – вон как землю под собой роешь. Тебе бы сейчас дело погромче, без подводных камней, конечно. Какая-нибудь чистая уголовка. Раскрываешь – и в дамках. Звёздочка и перевод – в кармане.

Гришка махнул рукой:

– Погромче… Это в Володарьевске-то? То цинковый таз украдут, то картошку выкопают. С перспективными делами здесь напряжёнка. Если только, – усмехнулся он, – самому организовать…

Приятеля шутка развеселила.

… Гришка теперь вспоминал этот разговор за утренней субботней яичницей и всесторонне взвешивал ниспосланное ему убийство. И преподнесённого на блюдечке подозреваемого. Ничего, дело склеить можно. И в актив записать. Но блин… Не то всё. Не подарит ему раскрытие этого преступления желанного прибытка. Как ни крути…

Он как раз закинул в рот круглый ломоть поджаренной колбасы, когда запиликал телефон. Глянув мельком на высветившуюся на экране фамилию, Марамыжиков приложил трубку к уху, ответив звонившему чавканьем.

– Лопаешь? – осведомился его коллега по следственному отделу. – А мне тут начальство висяк заведомый пытается подогнать, – подождав и не дождавшись проявления интереса или сочувствия к своему бедственному положению, коллега добавил мрачно: – Потеряшку…

– Ну поздравляю, – протолкнув колбасу глотком растворимого кофе, равнодушно отозвался Гришка. – Чё дальше-то?

– Хочу, чтоб ты у меня его забрал.

– Охерел? С какой стати мне тебе благодетельствовать? Я не Армия Спасения…

– Так до кучи! Гриш, послушай, – заторопился собеседник, справедливо опасаясь быть скоропостижно посланным, – послушай сначала, потом отказывайся. Пропал некий Забедняев, служащий риэлторской конторы. Специализировался на недвижимости в Старом городе. В том числе, – эффектная пауза, – в продаже у него значились и дома с Заовражной!