– Чего стоишь?! Помогай! – скомандовала Хольда, обращаясь к Флинну.
Не смея перечить ей, он подошел ближе и уже хотел позвать Шешана на помощь, как внезапно вспомнил о заколке-бабочке. Достав ее из кармана, он, не мешкая, прицепил ее к воротнику джинсовой куртки Тигмонда.
– Что ты делаешь? – сдвинув брови, спросила Хольда.
– Заколка помогла нам, когда Лимб схватил нас. Вдруг опять сработает? – с надеждой произнес Флинн.
Хольда сделала шаг назад и стала молча наблюдать. Долго ничего не происходило, и капля надежды, родившаяся в груди Флинна, растворилась в море разочарования. Но вскоре послышался звон: стеклянные крылья бабочки шелохнулись. Потом еще раз и еще. И вот она уже неистово бьется, заполняя все вокруг синими отблесками.
Тело Тигмонда немного подалось вперед, Хольда ахнула, но оно почти сразу же обратно ушло в темную стену, на этот раз глубже – так, что остались лишь голова и шея. Сильвия больше не могла сопротивляться напору Лимба и лентой заструилась вниз. Бабочка яростнее забила крыльями. Казалось, что она пытается взлететь, однако ноша была слишком тяжела для нее. Не выдержав, она со звоном упала на невидимый пол.
– Нет, нет! – взвыла Хольда. Она метнулась к заколке, подняла ее и трясущимися руками снова прицепила к воротнику куртки Тигмонда. – Помоги ему, умоляю, помоги!
Но бабочка, больше не шелохнувшись, вновь упала, когда Тигмонда засосало в стену настолько, что остался лишь овал лица.
Хольда с рыданиями прикоснулась ладонями к его щекам и начала шептать:
– Прости меня, прости…
– Тише, тише, все хорошо, – успокаивал ее Тигмонд.
– Как ты можешь так говорить? – сквозь всхлипы спросила Хольда.
Слезы, поблескивая в тусклом свете факелов, струились по ее щекам, как реки. Маленькие реки безмерной печали.
– Ты рядом, а значит, все хорошо, – ответил Тигмонд, и слабая улыбка коснулась его бледных губ. – Я так рад, что под конец смог услышать твой голос. Вот только жаль, что я не вижу твоего лица. Ты красива даже тогда, когда плачешь…
– Молчи… молчи… – приказала Хольда.
Она придвинулась еще ближе, и их лбы соприкоснулись. Прошло несколько мгновений, и затем, отстранившись, Хольда посмотрела на Тигмонда долгим, внимательным взглядом, словно пыталась навсегда запомнить его лицо. Слезы перестали течь по ее веснушчатым щекам, и она наклонилась вперед, накрыв его губы своими.
Поцелуй был долгим – прощальным. Когда же Хольда наконец-то прервала его, Тигмонд слабо улыбнулся и прошептал:
– Как жаль, что я забуду этот момент, как только окажусь в Лимбе… У меня ведь отнимут самые прекрасные воспоминания… – Он сделал судорожный вдох и сказал: – Прощай, моя Холли.
– Прощай, Тигмонд, – не отпуская его лица, едва слышно произнесла она.
Шмыгнув носом, Флинн краем рукава вытер невольно подступившие слезы. Ему было жаль Тигмонда, который совсем скоро попадет в Лимб и растворится в нем, потеряв перед этим все светлые воспоминания, что у него есть. Ему было жаль Хольду, которая потеряет того, кого любила, но не смела признаться в этом даже самой себе.
Флинн стоял и думал, что мир будто бы специально пытался ему доказать свою несправедливость, в очередной раз допуская нечто ужасное. Но он и так знал об этом. Лишние доказательства были ему не нужны.
– Извините, что прерываю такую трогательную сцену, но, Хольда, отойди, пожалуйста. Теперь моя очередь разбираться с Лимбом, – послышался чей-то голос за их спинами.
3 Хозяйка всех недугов
Флинн и Хольда обернулись. Позади них стоял Граф Л – неподвижно, прямо, словно вместо хребта у него был железный прут. На его руках от запястий до локтей сияли нарисованные глаза с пятью ресницами.