«За беспокойство, – такими же четкими шагами уходит, у выхода останавливается и произносит по-русски: – Честь имею!»

«И что это было?» – роняя монеты, разводит руками фрачник.

– Единственный мой подвиг, имеющий какое-то отношение к военной стратегии, оставшийся, к тому же, безнаказанным. Разочаровавшись во мне, родители перестали меня замечать. Разумеется, выбрать жену самому, они никогда бы мне не позволили. Не прошло и месяца после моего разговора с Кощеем, как родители объявляют: нашли жену, которая будет держать меня в узде… хотя зачем, спрашивается, держать меня в узде, если я и так в золотой клетке пребываю… не очень знатную, но богатую, поскольку на нее наследство свалилось нежданное. Каким образом Кощею удалось уговорить родителей, не представляю.

– Как дали, так и забрали.

– Что же получается, я виновен в смерти своей жены? В своем ли вы уме, драгоценнейшая?

– Косвенно, по неосмотрительности. От иного слова, бывало, рушились царства. В следующий раз, когда вам понадобится услуга Кощея, вам придется принять его условие, а его условием, может быть, согласие на устранение императора.

– Ну, это уж слишком.

– Дал же ваш дедушка согласие на переворот, со всеми вытекающими последствиями.

– Я не тот, кто обладает властью давать подобного рода согласие.

– Одно дело получить согласие на устранение императора у первого попавшегося обывателя на улице, а другое у великого князя.

– Нет-нет, лучше такое не знать. Все происходило естественным образом. Поскольку мне приходится жить по правилам золотой клетки, а в ней можно найти все, что угодно, я попытался вернуться к любимому с юности типу итальянской красавицы с роскошными формами. Красавицы со временем мне надоели, ибо не было в них того, что сближало меня с супругой. По классификации Маузеривица – известного описателя и классификатора типов женской красоты – моя супруга… что-то не удается воспроизвести ее в видении… принадлежала к категории лилиток. Мы с моим ангелом сблизились не потому, что она была красавицей, хотя была хороша собой, а потому, что было в ней невыразимое обаяние, и жили мы с ней душа в душу. Я так и не мог вернуться к прежнему образу жизни. Попробовал было заняться искусством: рисовать стал, читать…

– Отрядом книг уставил полки, – произносит попугай, – читал, читал, да все без толку. Так скука, там обман иль бред, в том совести, а в том и смысла нет…

– Устами птицы глаголет истина.

– Приобретение какой-нибудь вещицу, статуэтки или камеи с изображением фемины, порой доставляло большее удовольствие, чем живой образец самой фемины. Но и страсть к коллекционированию наскучила. Все надоело, хоть вешайся.

– Не торопитесь прощаться с жизнью.

– Да я только из лени не покончу с собой. Моя матушка, будучи уже без движения… ее возят в коляске по дому… все еще держит меня в эмоциональном плену. Даже, когда уезжаю заграницу, целая свора прислуги, попечителей и охранников шагу не дают ступить самому. Я устал от их доброжелательности и услужливости. Не считая тайных агентов, которые вечно шныряют вокруг меня. Охраняют, словно, я – царственная особа. Выявив, спрашиваю: «Что вы тут делаете?» Чтобы меня не похитили, уверяют меня. На самом деле, чтоб не сбежал, хотя я и не собираюсь бежать. В золотой клетке – решетки с обеих сторон. Норму установили на употребленье спиртного, отчего и запил. Пришлось подкупать прислугу, чтобы приносили вино про запас. Велел понаделать тайников под обоями и прятал туда бутылки. В бесконечно длящуюся шахматную партию превратилось мое пристрастие прятать бутылки, а фрейлине этой – любимицы матери – их находить. Покажите что-нибудь из того, что произойдет с нашей семьей в будущем.