– Это дерево непростое, оно из села, что раскинулось над Окой, на дальнем тульском берегу. Саженцы таких замечательных груш якобы когда-то преподнёс тамошнему графу французский посланник при дворе императора Петра Первого! – рассказала тётушка любознательной племяннице. – В наш сад деревце привёз твой прадедушка и посулил, что оно долго-предолго будет кормить и оберегать нашу семью, и его слова сбылись. Посуди сама, у соседей полным-полно яблок и вишен, тем более слив, а вот с грушами – беда: вымерзают в морозы; правда, кой у кого растёт мелкая дуля да бессемянка, вот и всё. Вот сладкие плоды из нашего сада и раскупаются на торге за звонкое серебро!

– Будем, тётушка, беречь нашу грушеньку как зеницу ока и ухаживать за нею!

– Непременно, милая. Мне ещё надо тебя поставить на ноги и замуж выдать.

Мария Петровна в такие минуты тяжело вздыхала, и её глаза в какой уже раз наполнялись слезами. Купава обнимала тётушку и обещала:

– Я непременно возьмусь учить детей грамоте и тем заработаю нам на хлеб, а груша будет мне помощницей.

–Вот и славно, что ты никогда не опускаешь руки,– дё бра э ля сантэ фон лё повр эзэ[2].

Кроме школы и ежедневных дел по хозяйству Купава, как все образованные девушки, любила читать романы, а ещё изредка приносила в свою светёлку томики французских и германских писателей и поэтов, что давали подруги из состоятельных семей. Как-то во время рождественских каникул в крохотной библиотеке, на самой дальней полке, в пыли, Купава выискала зачитанную книгу народных сказок и среди других для развлечения прочла старую знакомую волшебную сказочку об Иване-царевиче, жар-птице и сером волке. Припомнила тут же девочка свою нечаянную встречу с лесным разбойником около заветной груши и с тех пор стала ещё больше присматривать за заросшим уголком в саду, несмотря на то, что времена насмешливых сказок и небылиц давным-давно миновали, и она об этом, несомненно, знала.

Две юные барышни ближе к вечеру возвращались в город с прогулки по старой дороге, идущей вдоль речки, время от времени укрываясь от послеобеденного жара под старыми вётлами. Не спеша они брели мимо берёзовых рощиц: то кидали камешки в глубокие омуты, то подолгу стояли напротив живописных обрывов. Иногда облака скрывали солнце, поднимался ветер, становилось свежо, и девушки складывали свои зонтики, что укрывали их от зноя. Кое-где на лугу, пользуясь сухой погодой, крестьяне ворошили сено и пряный запах высушенного разнотравья разносился во все стороны. Изредка мимо проезжали телеги, гремя колёсами и поднимая пыль.

Барышни миновали пригородное сельцо с дюжиной крестьянских дворов, прошли мимо мельницы и решили срезать путь домой, пройдя по окрайне старого городского кладбища.

– Тебе не боязно, Светлана? Может, лучше по дороге пойдём? К ужину всё равно успеем. Моя няня всегда говорила, что на погосте ближе к закату, от греха подальше, лучше не показываться, – спросила Маша и посмотрела на подругу.

– Мы с тобой уже взрослые барышни, ко мне вон скоро зашлют сватов, и негоже нам всего бояться, будто чадам малым. Всё это – глупые сказки для малышей.

– Смелая ты, Светлана, как доктор Фауст.

Они вошли на погост через пролом в старой кладбищенской ограде и, оглядевшись, принялись пробираться по едва заметной в густо растущей траве дорожке. Время от времени девицы поглядывали на стародавние склепы и покосившиеся кресты на затянутых хвощом и мятликом могилах. Вечный спутник сих печальных мест – ворон – время от времени каркал где-то в кронах старых лип, таясь, вероятно, от непривычного вида румяных гостей, не столь частых посетителей на заросшем некрополе.