Пировали они там двое суток без отдыха и расползлись по домам в воскресенье ближе к вечеру, и только потому, что у Эдика кончились деньги. Эдик, кажется, до сих пор выплачивает по частям занятые у друзей баксы, но зато отдел его простил. Эльзу Руфиновну срочно отправили на пенсию, но не в виде наказания, а на всякий случай, чтобы у нее не было проблем с теми, кто наверху. Вот что хотите говорите, но наш Егор Палыч лапочка, хоть и почти что олигарх.

Я опять отвлеклась. Короче, я с трудом дожидалась конца переговоров и мучилась сомнениями, говорить ли про труп Маринке или ограничиться только рассказом об ограблении Сонькиной квартиры. Время от времени выбегала в коридор, чтобы проверить, есть ли свет в переговорной или нет. Обычно по окончании переговоров свет там выключали. Но свет горел в переговорной уже четыре часа, жалюзи были приспущены, и время от времени в просветах мелькали тени, а значит – переговоры продолжались. Но примерно за час до окончания рабочего дня в коридоре послышался шум голосов, и я пулей выскочила из офиса в коридор. Дверь в переговорную была открыта, и были хорошо видны и улыбающийся, счастливый донельзя Егор Палыч, и Клод Бове, целующий Маринке обе руки и в промежутках что-то ей говорящий. Маринка кокетливо смеялась и отрицательно качала головой. В конце концов она освободила свои руки, покивала всем головой, прощаясь, и направилась прямо ко мне. Вот ведь глазастая какая, я ведь не просто так в коридоре стояла, я за фикусом примостилась и увидеть меня из переговорной не так уж и легко.

– Ну что там у вас? Мне Соня звонила, просила помощи. Я не очень хорошо ее поняла, потому что она шептала в трубку, но она несла какую-то чушь про труп в багажнике, который исчез, и об ограблении. Давай выкладывай все как есть, вас труп ограбил, или вы, кошки-милашки мои, сами его ограбили и убили?

Маринка еще не «остыла» от успешных переговоров, глаза ее горели зеленым огнем победы, грудь вздымалась, и все рюшечки и воланчики на знаменитой блузке трепетали и подрагивали. Но не только это привлекало внимание, на шее у Маринки была повязана черная ленточка-бархотка с аккуратным бантиком, а посредине бантика красовался чудный серебряный котик с изумрудными глазками, поднятой вверх передней лапкой и хвостиком, который двигался и указывал прямо на ложбинку, проглядывающую между рюшечками и воланчиками. Котенок был ну просто прелесть, ложбинка тоже ничего себе. Маринка, заметив мой взгляд, пояснила:

– Мой привез, котик антикварный, талисман, удачу приносит, специально сегодня надела. Верно, приносит он удачу, этим котиком я Бове добила. Палыч сказал контракт надо на пять лет, а Бове начал сомневаться и хотел на четыре года подписать, но тут я к нему повернулась, слегка нагнулась, чуточку тряхнула воланчиками и от себя добавила: «Ах, Господин Бове, посмотрите на мою киску, даже она подтверждает, что наше сотрудничество должно быть долгим и очень, очень плодотворным».

– Ну и что? На киску глянул, хвостик оценил и…

– Серафима, удивляешь ты меня, ей-Богу, – спекся Бове, ну я правда еще и губы облизнула, как будто они пересохли совсем, медленно так облизнула… самым кончиком языка… ну и в глаза ему смотрела, как Тайс Афинская Александру.

– Это какая же Тайс, Настасья из приемной что ли? Я не знала, что ее фамилия Афинская. И когда она Саше так в глаза смотрела?

– Ну молодежь пошла… Тайс Афинская была греческой гетерой и любовницей Александра Македонского.

– Понятно… а он?

– Кто он? Македонский или Бове?

– Оба.

– Про Македонского не знаю, а у Бове глаза в кучку. Палыч получил контракт на пять лет. Все хватит, пошли в буфет, нормального чаю с плюшками попьем, у меня кофе скоро из ушей польется, ну и поговорим о ваших делах.