Кто из арсиев не слышал о Тантапаре-певце? На всяком пиру ждут его, на каждом празднике. И на воинском круге – дневном ли, ночном тайном – почетное место Тантапару.

Долго сдерживал волнение Мидасп, а подошли к воинам – словно не стало сил. Отяжелели ноги. Сжал руку Атавака крепкими пальцами, подергал. А тут еще голос звучит – сильный-сильный; высоко к небу устремляется песня Тантапара. И вдруг оборвалась, смолкла.

– Это он про предка нашего Орсодака спел, – пояснил Атавак, – я хорошо эту песню знаю.

И потащил Мидаспа прямо между сидящими, к огню, к свету. А воздух дрожал от воплей арсиев, выражавших свое восхищение песней.

Никто ни о чем не успел спросить, никто и не понял толком, что старейшина мальчишку привел, а Атавак уже вывел Мидаспа под великое множество взглядов.

Возвысил голос, обратившись и к арсиям, и к певцу.

– Прости мне, Тантапар, эту шалость, но вот, арсии, я привел сюда Фрасаукова сына. Боги сделали так, что набрел на него я в темноте и узнал потайные мечты. Клянусь ардом*, мальчишка был душой тут, с вами, и переборол страх перед темнотой. А еще, скажу вам, арсии: он схож со своим отцом, как близнецы Хсар и Хсартак*! Разве не воплотился в нем дух Фрасаука? И подумал я: пусть дух Фрасаука будет с нами сейчас в его сыне! И пусть услышит песню про себя.

Арсии зашумели. Мидасп услышал среди недовольных и голоса тех, кто согласился с Атаваком.

И тогда заговорил Тантапар.

– Пусть остается с нами сын Фрасаука, уважим мудрпость одного и мужество другого. Я спою про Фрасаука. Вспомним его, арсии.

– Садись, садись же, – улыбнувшись, подтолкнул Атавак остолбеневшего мальчика. – Видишь, вот воины подвинулись.

Тантапар бережно взял к груди фандыр с пятью струнами, связанный тонкими сыромятными ремнями. Замер на миг. Мидасп увидел, как красив этот широкоплечий твердолицый человек. Густые длинные волосы Тантапара собраны сзади в пучок. В левое ухо продета бронзовая серьга-колечко. В глазах блещут, отражаясь, языки огня.

Мелькнула в ловких пальцах певца сделанная из козьего копытца пластинка, и фандыр зазвучал. Сначала тихо, потом громче, резче. И запел Тантапар:

В повозке поздней ночью родился Фрасаук,

И Ардви Великая* кормила его своим молоком,

И рос любезный богам Фрасаук, мечом и луком играл.

В пять весен стрелой коршуна поражал в небесах.

Вырос – воин могучий, как сам Вртрагна*!

Лучше всех бросал на жеребца аркан,

Воле своей подчинял необъезженного.

Стал мужчиной – белую полосу провела на лбу его

Арьяпат – жрица всех арсиев, вечный ей свет.

А потом вдруг беда, двойная беда пришла:

Ушел в мир вечного света вождь арсиев, Туск – одна беда,

И панксаны*, сиракские прихвостни, напали в полбайвара* числом,

Стали кибитки жечь, уводить скот и людей – вторая беда.

И тогда нарекли арсии Фрасаука вождем,

Сел на шкуру4, большое войско собрал Фрасаук

И на голову панксанов пал, как коршун на лису,

Арсии с ним копьем Вртрагны пали на врага.

И многих врагов своей рукой умертвил молодой ардар*!

И из скальпов их сшил себе плащ, щеголял тем плащом!

При этих словах арсии, пребывавшие в благоговейном молчании, не выдержали, и издали многоголосый боевой клич, потрясли в воздухе акинаками*. Мелькнула и погасла улыбка Тантапара.

И панксанов вождя в том бою достал Фрасаук,

Стрелой, ядом наполненной, сбил с коня,

Арканом проволок, голову отсек, взял оружие и коня,

И был на мече панксана камень, черный, как мрак,

Меньше ладони амулет – но панксана не спас,

И его взял Фрасаук – заговорить Арьяпат,

И та камень взяла и заклятья-знаки начертала на нем.

И исполнился сил небывалых с той поры Фрасаук,

Ни стрела, ни меч, ни копье не брали его.