Рейн пожал плечами:

– Даже если так, это ненадолго. У меня появился хороший информатор.

Аст фыркнул в ответ, но промолчал.

Перепрыгивая через две ступени, Рейн поднялся на третий этаж. Он постучал в нужную дверь, вошел. Секретарь Энтона встретил недовольным взглядом и поджатыми губами, словно это его покой потревожили и оторвали от жизненно важных дел.

– Практик, по какому поводу ты здесь?

«Надрать тебе задницу», – оставив это при себе, Рейн ответил:

– Моя фамилия – Л-Арджан. Кир Д-Арвиль меня ожидает.

– Кир Д-Арвиль примет тебя в своем кабинете.

Рейн удивленно поднял брови. Существовало негласное правило: сторожевым псам в хозяйских покоях не место. Практиков главы отделения принимали редко, а уж в кабинете, а не приемной – и подавно. Хотя когда Энтон вел себя, как остальные?

Кабинет Д-Арвиля напоминал кабак или игорный дом. Комнату тускло освещали газовые рожки, и густой сигарный дым только усиливал полумрак. Стены были обшиты панелями из темного дуба, диван и два кресла – в зеленом бархате. Энтон вальяжно развалился за столом и курил. Напротив, на самом краю кресла, сидел Анрейк и беспокойно ерзал.

– Кир Л-Арджан, – улыбнулся глава и, словно опытный кабатчик, метнул стакан через стол. Прыгнув вперед, Рейн поймал его на самом краю.

– Кир Д-Арвиль, кир Т-Энсом. – Он быстро поклонился и сел, стянул маску, принюхался. Виски с ярким ароматом дуба – явно не из дешевых. Рейн сделал глоток: не слишком большой, чтобы сохранить ясность ума, но и не слишком маленький, чтобы показать Энтону, что ценит его расположение.

– Будьте как дома.

Рейн поставил стакан на стол, достал пачку сигарет. Он почувствовал тяжелый взгляд Энтона, но все равно зажег сигарету и с удовольствием затянулся. «Право быть ноториэсом», – так сказал Д-Арвиль, и это стоило использовать. Из-за него он оказался здесь, и оно же могло помочь вернуть все.

Энтон рассмеялся:

– Вот поэтому мне нравятся практики! Вы не прячетесь по углам и не таите своих грешков. Любая честность лучше лицемерия, и я ценю это. Ну а ты, Анрейк?

– Что я? – парень смутился.

– Что ты делаешь, когда чужие не видят?

Анрейк пялился на Энтона как глупый ученик на учителя, задавшего слишком сложный вопрос.

– Мальчики, – с нажимом произнес Д-Арвиль, откладывая сигару. – Я хочу одного – честности. Я готов щедро платить взамен на работу, но ни о какой работе и оплате не пойдет и речи, пока я не увижу, что могу доверять вам. Для этого я должен знать о вас все. Я не буду давать оценок – оставим это на суд Лаара, мне нужны только факты. Итак, Анрейк, я спросил тебя, в чем грешен ты?

Рейн и Аст мельком переглянулись. Казалось бы, вопрос плевый, но он был лишь первым, и Рейн уже предвидел ту глубину, которую захочет открыть Энтон, прежде чем сможет довериться. Каждая тайна становилась оружием против несшего ее, но такова была цена за возможность получить особое задание. Рискованно. Но справедливо.

– Кир Д-Арвиль, – Анрейк уважительно склонил голову. – Я хочу продвигаться вперед и готов служить. Я обещаю быть честным с вами, однако я не знаю, что ответить.

– Так признайся. Вот моя правда: на севере у меня есть жена и дочь, но я давно оставил их. Едва речь заходит про чувства, я становлюсь трусом. Правду Рейна ты видишь тоже: и я не про курение – он отгрызет руку любому, кто посмеет преградить ему путь к цели. Он еще не отрастил клыки, но я уже вижу их зачатки и заранее прячу руки. Ну а ты? В чем твоя правда?

Рейн на несколько секунд прикрыл глаза, вздохнул. Сказано было верно: он сам называл себя псом, бегущим за тем, кто кормит – слова вдруг резанули грудь и неприятным холодом отозвались внутри. Хотелось быть другим.