– Можно я схожу на море?

– На море? – рассеянно посмотрела на него мама. – Зачем?

– Посижу, – пожал плечами Матвей. И, заметив мамино замешательство, добавил: – Прибегу сразу, как ты или папа скажете – телефон со мной!

– Иди, – устало махнула рукой мама и вернулась к разговору.

На пляже было не очень людно: после ужина постояльцы предпочитали гулять или расслабленно любоваться вечерним солнцем с кресел на смотровой площадке отеля. Матвей прошёл мимо компании женщин и мужчин, которые громко смеялись и обсуждали какую-то поездку. Судя по их красным спинам и многочисленным арбузным коркам, они отдыхали тут уже не первый час. Дальше по берегу расположилась семья с двумя маленькими близнецами. Один малыш сосредоточенно рыл лопаткой яму в песке у самой кромки воды, а второй сидел в надувном круге и нарукавниках на коврике рядом с мамой.

Отойдя от семейства на приличное расстояние, Матвей опустился на гальку. Боба сегодня не было видно – на его месте, у самого основания бетонной стены, сидела девушка. Две чёрные косы спускались по спине, кончики лежали прямо на гальке. Вид у неё был не пляжный, одежда похожа на какой-то национальный костюм, и она явно заинтересовалась Матвеем.

Когда он только появился, девушка смотрела на море, скорее всего, ждала заката: его тут многие ждут, без конца фотографируют, у Матвея и самого в телефоне было несколько таких кадров. Но уже через пару минут она стала всё чаще и чаще на него поглядывать с каким-то, как показалось мальчику, беспокойством.

Только этого не хватало. Что он опять сделал не так? Почему все взрослые вокруг постоянно чем-то недовольны? Миллион тысяч дурацких правил и замечаний каждый день – терпеть невозможно. К тому же, именно сейчас хватало других проблем и разных непонятных мыслей, в основном о папе. После скандала с тарелкой он был ужасно зол, потом, в номере, испугался, что с отцом что-то случилось – из-за него, конечно же, а в следующую секунду, когда стало ясно, что это из-за тёти Лиды, Матвей испытал облегчение, за которое теперь ему было стыдно. Ему было жаль тётю Лиду, и даже не верилось, что её теперь может просто не стать навсегда, но папе наверняка было ещё хуже. Они теперь вернутся домой, наверное. Матвей вспомнил про Киру, и про кулон на шее Боба: неужели он уже никогда не узнает, что там внутри…

Недалеко от берега показался плавник дельфина – они частенько подплывали так близко, и Матвей привстал, чтобы получше его разглядеть. К тому же, мальчик решил, что надо уходить: взгляд незнакомой девушки, которая уже почти неотрывно на него смотрела, даже на дельфина не отвлеклась, начинал его напрягать.

– Это уже третий. На той стороне было ещё два.

Мальчик вздрогнул: услышать голос папы он совсем не ожидал. Отец стоял рядом и наблюдал за морем, где продолжал грациозно резвиться бесстрашный дельфин.

– Понятно, – только и ответил сын, не придумав ничего другого.

Помолчав ещё, кажется, целую вечность, отец сказал:

– Мне сейчас нужно лететь домой, а вы с мамой останетесь здесь. Постарайся больше ничего не разбивать и не терять, хорошо?

Он сказал это без всякой злости, спокойно, устало, и Матвей торопливо пообещал, что всё будет нормально. Зазвонил телефон.

– Уже идём. Матвей со мной. На дельфинов смотрели.

Перед тем как уйти с пляжа, мальчик обернулся, чтобы посмотреть на девушку, но та исчезла. Странно, как ей удалось уйти незамеченной так быстро, но Матвей не придал этому большого значения. Зато закат на этот раз был особенно красивым.

Сначала девочка рисовала украдкой, стараясь не слишком часто смотреть на свою модель, или дожидалась, пока та отвернётся в сторону моря.